Онлайн книга «День открытых обложек»
Михаль: – Папа‚ правда? Папа улыбается. А утром… Выходят утром из дома и видят – сидит у порога пушистый кот‚ огромный розовый одуванчик. Ждет попутной машины в город. – О‚ – говорит Танцман‚ веселый еврей. – Вот и он… Родители недовольны: – Они выстроили мир. Заселили его. Утвердили незыблемые порядки. А ты всё рушишь. – Вовсе нет. Я населяю их детство. Наполняю откровениями. Делаю его притягательным. Чтобы хотелось туда вернуться. Было куда возвращаться. – Так-то так... Всё ясно, начинать надо с родителей. И поскорее. – Иду по улице‚ вижу котов на заборе. Под зонтиком‚ в тапочках и с биноклем. Читают вывеску на магазине. «Давно читаете?» – спрашиваю. «Чем издеваться‚ – отвечает кот под зонтиком‚ – лучше бы помог». – «Давайте‚ – говорю‚ – вместе». – «Вместе мы не можем‚ – отвечает кот в тапочках. – У нас буквы не складываются в слова». И принялись разучивать на заборе салонный танец «экивок»... Кондиционер в машине призадумается… …не в силах одолеть жару на пути. – Да знаешь ли ты, кого мы везем? – прикрикнет на него. – С каким ружьем? Постыдился бы. Заработает старательно, даже запыхается от усердия, нагоняя прохладу. Танцман остановит машину, спросит, завлекая: – Видишь? Дерево на пригорке. Невысокое. Узловатое. Испытавшее зной‚ безводье‚ пылевые бури. Ветви его дыбятся от ветров, ломаный зонт обвисает поверху летучей мышью. Полезет по камням. Сорвется. Снова вскарабкается: – Не для того я его... Не для того... Сбросит зонт‚ вернется в машину – не отдышаться. – Прутик был‚ заваленный набок. Выпрямил. Подпер камнями. Привязал к шесту. Взглянет исподлобья‚ не засмеется ли. Она не засмеется. – Ездил к нему. Раз в неделю. Воду привозил в канистре, поливал... – Поехали, – поторопит. – А то опоздаю. Продолжит на скорости: – Телефон был отключен, я проверял. Звонок посреди ночи. Голосок тоненький, жалостливый, дребезжанием монеты в стаканчике: «Собираем пожертвования для больных детей. Можете нам помочь?» Девочка изумится: – Телефон был…? – Отключен. Проглянет на лице большеротость подростка: – И они… Попросили? – Для больных, – разъяснит. – Вот и пробились. Взглянет пристально. – Ты кто? – Старичок-кузнечик. Отправившийся на поиски своих чудес. Помолчит. Нос почешет. – А я? – Девочка-фонарик. В тишине расцветает миндаль в горах. В тишине подрастает детвора, большеглазая, задумчивая не по возрасту. «Очень уж впечатлительная, – вздохнет. – Не мешало бы огрубить». – «Найдутся охотники», – вздохнет в ответ. А она притихнет в машине, голубенькая жилка набухнет на лбу. Танцман обеспокоится: – Отчего ты грустный‚ пирожок капустный? Ответит: – Оттого я грустный‚ что ужасно вкусный. И оба тихо порадуются. Даже побибикают дружно, а девочка-фонарик проговорит с сожалением: – Километр – и всё. – Еще одно… – заспешит Танцман. – На прощание. Купил баран аэроплан и предлагает: – Садись. Покатаемся. – Нет‚ – отвечает Шани. – Не больно и хотелось. Купил баран аэроплан‚ сел и полетел. А Шани глядит на него снизу вверх‚ ноги тянутся на носочках и чуточку подпрыгивают‚ руки подлетают кверху‚ хвостиком подскакивает косичка‚ но она сказала: «Нет». А баран взлетел повыше‚ разогнался подальше‚ сделал мертвую петлю‚ покачал крыльями: дразнится-завлекает. И пропеллер взбивает облака, яичными белками для пирога с яблоками. – Нет‚ – снова говорит Шани‚ а хочется сказать: «Может быть». Сомнения не отбрасывают тени. Купил баран аэроплан‚ сел и полетел. А овечки на крылечке... А Шани на лавочке... А Танцман в окошке... «Пропеллер, громче песню пой...» – все завидуют. Взлетел баран высоко-высоко‚ проткнул кучевые облака‚ проткнул перистые‚ обогнул солнце и пропал. «Прощай‚ подруга дорогая‚ я не забуду твои ласки...» Ждут-пождут, не сгорел ли безрассудный баран на жарком припеке? А овечки на крылечке: «Бе-еее...» А Шани на лавочке: «Ой-ой-ой!..» А Танцман из окошка: «Ох-аах!..» Вернулся, наконец, баран‚ присоседился: с подпаленной шерстью‚ облупившимся носом‚ весь из себя счастливый. – Садись. Покатаемся. – Нет‚ – говорит Шани‚ а намеревалась сказать: «Да». Упал баран. Разбился аэроплан. Плачут овечки на крылечке. Плачет Шани на лавочке. Танцман в окошке сглатывает слезу. «И может быть, в последний раз гляжу я в голубые глазки...» Но папа Шани – лев рыкающий‚ мастер на все руки-ноги – оглядел-осмотрел‚ подкрутил-подвинтил‚ просверлил-заклепал барана‚ и стал тот почище новенького. Купил баран другой аэроплан‚ сел и полетел. А овечки на крылечке – шерстка завитая‚ глазки лаковые‚ носик пуговкой, а овечки на крылечке: «Бе-еее...» и больше ничего. Им и того достаточно. А Танцман сидит в кабине рядом с пилотом, зубы стынут от восторга. А Шани сидит рядом с Танцманом, попискивает от волнения. А по траве бежит Михаль‚ перепрыгивая через цикламены с маками‚ бегут наперегонки Сарра с Томером‚ Ами и Даниэла в погоне за ускользающей тенью‚ с руками-крыльями‚ и жилкой дрожит – полететь‚ полететь!.. Шлагбаум на пути. Пара солдат при нем. – Мне сюда, – скажет. – Можно, – попросит Танцман, неуемный еврей, – постоять с вами? Возвеселить проезжающих? – С нами нельзя, – ответит. – Ты не прошел курс молодого бойца. – Но я же не досказал… – взволнуется. – Самого главного! Не торопись, моя милая. Дождись истинных радостей. Запомни, прилагательные попадаются повсюду. Стань непременно существительным; прилагательные сами набегут, напрашиваясь в попутчики, только отбирай построже. – Я постараюсь, – ответит. – Ты внимательно слушала‚ и тебе я откроюсь. Поведаешь детям своим про Танцмана, немолодого‚ поношенного динозавра‚ который сорвался с обжитого пристанища и отправился в неведомое, стереть себя и переписать заново. Не улыбнется‚ погруженная в иные заботы‚ выйдет с неохотой на злой припек, заступит на боевой пост с винтовкой М-16. |