
Онлайн книга «День открытых обложек»
![]() – Я рано ушел‚ – извиняется папа. – И мне неловко. Подступает ночь. К Авиве снова приходит отец. Чтобы понести на плечах‚ как прежде, подложить в тарелку лакомые кусочки‚ встать ночью и накрыть одеялом‚ которое она сбрасывает и теперь‚ ежась от настырного ветерка. Возле папы вновь ожидает молодость‚ могучий Йоси в духовитости трав‚ непременное материнство; на этой земле быстро растут младенцы‚ трубочки полива подведены к каждому из них… Но в один из дней… Это сбудется в один из дней… В один из дней непременно что-то сбывается. К закату захолодает. Задует злыми ветрами‚ которые принесут снежные тучи. К ночи забелеют ветви‚ промерзнут до льда‚ до невозможной тяжести‚ и деревья начнут ломаться. Нюма проснется посреди ночи‚ увидит через окно: вздрогнет кипарис во дворе‚ охнет‚ уронит на асфальт обломанную верхушку. Схватит метлу на длинной палке‚ начнет сбивать снег‚ и распрямятся ветви у пальм‚ взлетят сосновые лапы‚ освободившись от принижающей тяжести‚ – вместе с Нюмой будет суетиться Авива‚ разгорячится‚ раскраснеется‚ станет приветливо шаловлива. И проявятся голоса издалека‚ покойные и неспешные‚ обладатели которых разглядывают их. «Разве нет потомства от Нюмы?» – «Нет». – «И некого ему повести под свадебный балдахин?» – «Некого». – «В одном с ним подъезде живет женщина. У нее крайние годы: познать мужа и отворить чрево». – «Разрешена ли она ему?» – «Разрешена». – «Еще вопрос. Быть у Нюмы наследнику?» – «Быть и непременно. Оставляющий продолжателя не исчезает». Назавтра к Авиве забежит Тали, лучшая ее наперсница‚ оглядит с пристрастием: «Вот и годы ушли». – «Разве ушли? – подивится Авива. – Я и не наелась». – «Кишкуш-балабуш‚ Авива. Ушли годы‚ ушли». Но Тали скажет неправду. К вечеру позвонят, коротко и непреклонно. На площадке встанет сосед с бутылкой в руке, мал‚ худ‚ решителен‚ из воинственного колена Биньямина‚ неустрашимых бойцов и метких пращников. Ария послышится‚ ария певца на лестнице: – Отвори‚ прекраснейшая из жен‚ введи в покои свои! Вдвоем лучше‚ нежели одному, несравненная! Один упадет – другой поднимет его. Улягутся вместе – тепло им‚ даже в ветреные ночи в горах; вдвоем хорошо в доме‚ в котором всё хорошо... – Кто там? – спросит Авива. – Биньямин Трахтенберг‚ – ответит. – Который приехал. Шелохнется на диване кот Хумус. Запрыгает по жердочке попугай Сумсум. – Подкормим‚ – решит Авива‚ повернет ключ в замке‚ и скоро‚ совсем скоро прозвучит песнь Нюмы Трахтенберга при восхождении на ложе Авивы: – Обворожительны ее глаза! Прелестна грудь! Безукоризненны плечи, руки и округлость бёдер‚ непомерно сияние‚ исходящее от лика ее! Хороша видом‚ пригожа сложением‚ благословенна совершенствами‚ доступна для постижения. Лилия у потоков водяных! Не задремать нам на ложе‚ дабы внимать‚ ублажать и нежить. Прочь уныние! Дни тягостей да обратятся в дни ликований! Соединимся‚ всколыхнув недра‚ сотворим наследника, сотворим целый мир... Но до ликования надо еще дожить. И если таковое произойдет, а произойдет оно непременно… …когда Нюма и Авива обретут устойчивый семейный покой… …Боря Кугель – без него не обойтись – сотворит безделицу для всеобщего сведения и вселенской зависти. И вот оно, творение Бори Кугеля, бытописателя семьи Трахтенберг. В одном подъезде‚ на одной лестничной площадке живут четыре соседа: забитый Оглоедов‚ затюканный Живоглотов‚ задавленный Горлохватов и не в меру обласканный Трахтенберг. Оглоедова топчет жена. Живоглотова грызет тёща. Горлохватова заедают алименты. А у Трахтенберга тишь‚ гладь и невообразимая любовь. При пробуждении его ожидает поцелуй от Авивы и легкий полезный завтрак. Уходя на работу‚ получает продолжительный поцелуй и пакет с едой‚ напитанной витаминами. Возвращаясь домой, снова поцелуй от жены и удивительно вкусный ужин. Ложась в постель, долгие чмокания с объятиями‚ что повергает Трахтенбергов на необузданные поступки в тугих накрахмаленных простынях. Забитый Оглоедов‚ затюканный Живоглотов и задавленный Горлохватов завидуют не в меру обласканному Трахтенбергу‚ мечтая разрушить безоблачное счастье и взамен него получать несчитанные поцелуи‚ которые повергали бы их на безудержные страсти. Но Оглоедова топчет жена‚ и ему не до этого. Живоглотова грызет тёща‚ и он держит круговую оборону. Горлохватова заедают алименты‚ и сил не остается на прочее. Не в меру обласканный Трахтенберг пьет чай с вишневым вареньем без косточек‚ смотрит увлекательные программы по телевизору совместно с нежной своей супругой‚ которая поглядывает на него влюбленными глазками‚ позванивает серебряными бубенчиками‚ а соседи не могут в спокойствии выпить чай возле телевизора‚ полакомиться вареньем, ибо Оглоедова по вечерам топчет жена‚ Живоглотова после работы грызет тёща‚ у Горлохватова отобрали телевизор за злостную неуплату алиментов. К ночи соседям становится совсем погано. Через стенку доносятся вздохи‚ любовные бормотания‚ чмоканье неисчислимых поцелуев‚ получаемых не в меру обласканным Трахтенбергом, а ведь и они бормотали не хуже других, потому что Оглоедов чмокал когда-то несравненную Оглоедову‚ Живоглотов носил на руках неотразимую Живоглотову‚ а Горлохватов обожал и носил на руках сразу троих‚ из-за чего платит теперь алименты. Не выдержав ежедневной муки‚ забитый Оглоедов‚ затюканный Живоглотов и задавленный Горлохватов сговорились соблазнить верную супругу Авиву‚ стукнуть Трахтенберга молотком по макушке‚ переломать выступающие конечности‚ отравить стрихнином‚ удавить вместе с супругой‚ переехать в иной город‚ в иную страну‚ поменять‚ наконец‚ государственный строй‚ чтобы не в меру обласканным Трахтенбергам не нашлось места в обновленном мире. Но Оглоедова затоптала жена‚ Живоглотова загрызла тёща‚ Горлохватова заели алименты. На крыше дома‚ спиной привалившись к бойлеру… …сидит зачарованный свидетель, слушая язык гор‚ шелест трав‚ шепот зверей‚ говор демонов и громовые раскаты с зависшими градинами‚ задержавшимися до нескорого употребления. Ему бы туда, где безмолвие пустот, пара пальм и родник в каменном углублении. Подкладывать хворост в костер‚ записывать – палочкой по песку – неспешные думы‚ полудрёмы‚ нашептывания текучих барханов‚ чтобы ветер сдувал к утру его слова. Сухость кожи. Пронзительность глаза. Легкость иссушенного тела и прозрачность мысли. Минуты раздумий – каплями иссыхающего источника… Сидит в терпеливом ожидании зачарованный свидетель, ждет наступления конечных дней‚ дней трепета и упрека‚ когда пробьются воды в песках‚ иссохшая земля станет озером‚ пустыня – по завету – обратится в сад Божий. Сказала пустыня: «Все блага мира завещаны мне. Нет растений в пустыне, но растения будут. Нет тропы нахоженной, но тропа будет. Будущее пустыни – стать поселением. Будущее поселения – стать пустыней». |