Онлайн книга «Оцепенение»
Вспоминаю эсэмэс от мамы. Возвращайся домой. Я люблю тебя! Бедная, бедная мама. Она так старалась. Хоть ее многочисленные попытки спасти меня от меня самого и закончились неудачей, по крайней мере она старалась. Столько раз она таскала меня в церковь. Помню строгие взгляды старших братьев, помню этого безумца Стивена, который что-то лопотал на молитвенном языке, утверждая, что Страшный суд близок, потому что люди пользуются кредитками. Но лучше всего помню голос пастора. Он, кстати, звучит так же, как голос у меня в голове, постоянно напоминающий о том, какое я ничтожество. Наверняка это неслучайно. Не важно. Они всячески пытались сделать из меня доброго христианина. Сначала детская библейская школа, потом христианские скауты, ходатайственная молитва и прочая религиозная дребедень. Например, они сажали меня в круг и молились за спасение моей души. Просто клиника. Все эти усилия привели к обратному результату. У меня даже был период лет в четырнадцать-пятнадцать, когда я действительно читал священные книги просто для того, чтобы уметь возразить маме. Я объяснял ей, что христианство придумал не Иисус, а чувак по имени Павел, который, не говоря уже о том, что он был римлянином, иудеем и преследовал христиан, еще и был закоренелым шовинистом и посылал самодовольные послания христианам по всему миру. Прикидывался лучшим другом Иисуса, хотя не был даже его учеником. Я был хитер. Использовал те же методы, что и община. Мама рыдала в голос и говорила, что в меня вселился дьявол, что моя душа потеряна, что я осквернен. Да, так она и говорила. Как о грязной туалетной бумаге. Смотрю на Зомби-Юнаса. Где его бессмертная душа? Лицо как застывшая маска. Рот приоткрыт. Кожа лоснится, словно ему жарко. Тело неподвижно лежит в постели. С трубки, торчащей из носа, свешивается прозрачная капля. Наверно, он только что поел. Если так можно сказать о человеке, которого кормят через трубку. Снова думаю о маме. Она винит себя в том, что из-за нее я не закончил гимназию и работаю на Игоря. Думает, что дело в том, что у меня не было отца и уютного домика в пригороде. И что все было бы по-другому, примирись я с религией. Как бы мне хотелось объяснить ей, что религия тут ни при чем. Я один виноват во всех своих несчастьях. Бедная мама. Столько усилий потрачено впустую. Порой я думаю, нет ли у нее какого-нибудь тайного воздыхателя. Я был бы только рад. Мне не нравится, что она пожертвовала всем ради меня. Может, у нее было что-то с этим приятелем – мерзким американцем Исааком, который навещал нас на мой день рождения и Рождество и заставлял сидеть у него на коленях. Я боялся возразить и сидел, а он пялился на меня, как кот на сметану. Словно хотел съесть. Или еще что похуже. Я делал это только ради мамаши, которая старалась – готовила еду, покупала всем подарки и так далее. Пусть во мне и сидит дьявол, но я не чудовище. Зомби-Юнас стонет. Тело его подергивается, веки дрожат, мне на долю секунды кажется, что он вот-вот очнется, но он продолжает лежать неподвижно. Я читаю дальше. Главный герой едет в Испанию на рыбалку. Несмотря на нерабочий член, живется ему неплохо. Разъезжает по Европе, зависает в барах и болтает с разными интересными людьми. Юнас снова стонет. Я откладываю книгу, поднимаюсь и склоняюсь над ним. – Ты в порядке? – спрашиваю я, хоть и знаю, что он ничего не слышит. Он стонет и шевелит одной рукой, тянется к тумбочке. Рука вся трясется. – Арррргх… – вырывается у него из горла. Я замираю от страха. Это припадок, о котором говорила Ракель? Урррррхх… Тело выгибается дугой, словно он тянется к чему-то на столе. Струйка пенной слюны ползет изо рта вниз по щеке. Но на тумбочке нет ничего, кроме вазы с вянущей розой и книгой, которую я сам туда только что положил. Может, он хочет, чтобы я продолжал читать? Это он пытается сказать? – Ты в порядке? – Гаааа… Он сжимает руку, но указательный палец остается свободным и словно указывает на тумбочку. Я в недоумении. На стене со стороны кровати видны царапины, словно Юнас цеплялся за нее ногтями. Бедняга. – Погоди! Я бегу за Ракель. Сперва ищу ее в ее комнате, где она стучала по клавиатуре все утро. Но ее там нет. Стол убран, крышка ноута закрыта. Бегу в коридор и распахиваю дверь в сад. Меня встречает теплый летний воздух. Пахнет розами, фиалками, сырой землей. Шмели жужжат над клумбами. Пестрая мухоловка выглядывает из скворечника, прибитого на фасаде. Она покормила птенцов и собирается на охоту за новыми насекомыми. Самца не видно, может, гоняется за другими самками – у них так принято. А самка кормит птенцов весь день напролет. Делает для них все, что в ее силах. Я снова думаю о матери, и настроение моментально портится. Ракель на корточках сидит перед клумбой с розами с секатором в руке. Голова повязана платком, на руках – садовые перчатки. Кожа на плечах красная от яркого солнца. Рядом с ней плетеная корзина с обрезанными цветами и сухими ветками. При виде меня она мрачнеет. – С Юнасом что-то не так, – выдыхаю я. Она вскакивает, отшвыривает секатор и бежит к двери, на ходу стаскивая желтые перчатки. Они остаются лежать на траве, подобно гигантским лисичкам. – Он что-то сказал? – со страхом в голосе восклицает она. Я улавливаю в голосе что-то еще. Надежду? – Нет, только рычал что-то. Ракель вбегает в комнату Юнаса, опускается на колени перед кроватью и начинает гладить его по волосам. Косынка сползла с головы на спину. – Юнас, дорогой, как ты? – Агх… – отвечает Юнас, – аххххг. Тело в кровати замирает и снова натягивается как струна. Кровать издает неприятный скрип. – Быстрее, – командует Ракель. – Дай мне шприц и бутылочку с полки. Я поворачиваюсь и провожу взглядом по полкам с пластиковыми пакетами, хирургическими перчатками и банками с лекарствами. И вижу шприц в пластиковой упаковке и стеклянный пузырек. |