Онлайн книга «Оцепенение»
Хватаю шприц, пузырек и протягиваю Ракель. Она разрывает упаковку, достает шприц, втыкает в пузырек и набирает немного лекарства. Потом поворачивает шприц иглой вверх и выдавливает прозрачную капельку из иглы. – Помоги мне его повернуть. Я от страха чуть не наделал в штаны, но полон решимости помочь. – Бери за плечо, а я возьмусь за бедро. Совместными усилиями мы переворачиваем Юнаса на бок. Ракель стягивает простыню и вонзает шприц ему в ягодицу. – Аугх, – хрипит Юнас, еще сильнее выгибаясь под нашими руками. Но уже спустя секунду он делает глубокий вдох и расслабляется. Плечи опускаются, голова падает на белую подушку, лицо смягчается. Ракель опускается на пол спиной к кровати. С губ ее срывается стон. Посидев так пару минут, она поднимается, выбрасывает упаковку от шприца в корзину и поднимает с пола косынку. – Спасибо, – со слезами на глазах благодарит она. – Спасибо, Самуэль! Не знаю, что бы я без тебя делала. Я молча киваю, но чувствую, как щеки вспыхивают от гордости и смущения. – Пошли, – зовет она, – я сделаю нам чай. Он теперь будет спать. Мы молча пьем чай в желтой кухне. За окном сгущаются тучи, ветер треплет ветви деревьев. Будет дождь. У Ракель усталый и грустный вид. Она сидит, склонив голову, и держит чашку двумя руками. Снова я поражаюсь тому, как она похожа на мать. И дело не только во внешности, а в выражении лица. Она выглядит такой несчастной. – Будет полегче, когда Улле вернется, – вздыхает она. – А где он? Она удивленно смотрит на меня. – А я разве не говорила? Он в Стокгольме в социальном фонде. Занимается делами. Вернется через пару дней. Но он заканчивает свой роман, так что будет все время работать. Я потягиваюсь, и мобильный чуть не выпадает из кармана. Я достаю его и кладу рядом с чашкой. Ракель смотрит на экран. – Можно глянуть? – спрашивает она и тянется за мобильным. Я неохотно показываю ей заставку, на которой мы с мамой позируем на фоне новой красной спортивной тачки пастора. – Твоя мама? Я киваю. Ракель рассматривает фото. – Вы так похожи, – говорит она. – Та же форма лица, та же… Она замолкает. – Погоди-ка. Ракель идет в комнату Юнаса и возвращается с фотоальбомами. Садится и начинает листать один из них. Черты лица смягчаются, а глубокая морщинка на лбу разглаживается. Ракель с упоением разглядывает фото мальчика лет пяти. Одетый в футболку Человека-Паука, он сидит в детском автомобильчике. Бледные ноги все в красных пятнах как будто от комариных укусов. – У меня такая же была, – говорю я и нагибаюсь вперед, чтобы рассмотреть получше. Аромат Ракель – цветы апельсина и марципан – щекочет мне нос. В животе какое-то странное ощущение. Как-будто только что проснувшийся шмель жужжит внутри. – Такая же машинка? – улыбается она. – Нет. Футболка. – Он просто обожал эту идиотскую футболку. Долго носил ее даже после того, как она пришла в негодность, год уж точно. Мне было стыдно перед воспитателями в садике. Она смеется и листает дальше. Юнас улыбается мне с портретного фото, сделанного лет в семь-восемь. Кожа загорелая, волосы выгорели на солнце. Он совсем не похож на того зомби, что лежит в спальне. Невероятно, что это один и тот же человек. Когда-то мы с Юнасом были похожи, думаю я. Я тоже мог бы оказаться на его месте. От этой мысли меня качает, я хватаюсь за стол, чтобы не упасть. – Смотри на глаза, видишь? Я смотрю на глаза, на выгоревшие брови, на тяжелые для ребенка веки. Я вижу, что она имеет в виду. Перевожу взгляд на лицо Ракель. – Вы похожи, – шепчу я. Она пододвигается ближе, чтобы я мог рассмотреть получше. Ее рука совсем рядом, так близко, что я чувствую тепло ее кожи. Шмель в животе снова просыпается к жизни, внутри сладко ноет. – Мы были похожи, – поправляет она. – До несчастного случая. Потом он… Он изменился… Она снова мрачнеет, и мне хочется положить ей руку на плечи и сказать что-нибудь утешительное, как я обычно делал с Александрой. Но в то же время я не могу не замечать очертаний груди под майкой, изгиб тонкой шеи, ключицы. Я извращенец. Это извращение. Она же мне в матери годится. – Что с ним случилось? – спрашиваю я. Во рту все пересохло, и язык едва ворочается. – Сбила машина. Водитель скрылся с места преступления. Он даже не был в критическом состоянии, но что-то случилось в больнице. Его состояние вдруг ухудшилось. Врачи считают, что кислород перестал поступать в мозг или по причине инфаркта. Я молчу, не зная, что сказать. – У него вся жизнь была впереди, – добавляет Ракель и несколько раз быстро моргает. Потом набирает в грудь воздух и спрашивает: – А ты? – Я? Не понимаю, что они имеет в виду. Ракель с улыбкой накрывает мою руку своей. Кожу словно обжигает огнем. Ее близость разжигает пламя в каждой клеточке тела. – Ты, Самуэль, какие у тебя отношения с семьей? Вы близки с мамой и папой? – Я… Язык меня не слушается. Слова прячутся глубоко в горле, как птицы в дупле. – Я… Мой отец умер, – выдавливаю я. У Ракель расширяются зрачки. – Мне жаль, – снова гладит она меня по руке. – А твоя мама? В глазах у нее тепло. – Мама…Она… Мне кажется, она во мне разочарована… – Почему ты так думаешь? – изумляется она. – Потому что я попал в плохую компанию… И она выставила меня из дома. Я все рассказываю. Просто так получилось. Сам не знаю почему. Может, потому что Ракель рассказала о Юнасе. Разумеется, я не говорил о кражах и наркотиках. Но рассказал о церкви, об Александре, о том, что мерзкий чувак по имени Игорь меня преследует. Рассказал, что мама мной недовольна. Что я ее главное разочарование. Что она меня не любит. – Глупости, – качает головой Ракель и улыбается. – Конечно, она тебя любит. Ты же ее сын. Родители любят своих детей. |