Онлайн книга «Лиса в курятнике»
|
Дважды идиот. А там в «Коронные вести» позвали, так он и вовсе с бывшими знакомыми здороваться перестал, Федюнечка, который на скачках сплетни собирал, сказывал, встретил давеча, так Гришка проплыл мимо барин барином, кивнуть даже не соизволивши… А тут у стеночки. Позвали, стало быть, запечатлеть. И думать нечего, к вечеру уже разразится Гришка высокопарною статейкой, восхваляющей и его императорское величество, и императрицу, и всех вообще. Как это у него получалось? Талант. Лизавета ощутила знакомый зуд. А она… она тоже напишет. И снимочки… главное, ракурс подходящий взять. Вот, скажем, пройти к окошку… снимать всяко лучше по свету. И бочком… и вот две дамы потянулись друг к другу. Главное, улыбаются, а выражение лиц такое, прехарактерное… Или пухлый полковник тайком прихлебывает из фляжечки, а супружница его, тоже пухлая и из-за платья в обильных оборках кажущаяся вовсе необъятною, неладное почуяв, бьет бедолагу веером по голове. И Гришеньку снять, сгорбленного, выгнувшегося престранной дугой, пускай наши порадуются. А вот конкурсантки сбились разноцветной птичьей стайкой. Лизавету увидели. Глаза злые. Губы кривятся… отлично должно выйти. А подписать… скажем: «Радость за ближнего»… Или как-нибудь еще. Она двигалась вдоль стеночки, то и дело останавливаясь, чтобы сделать кадр. После отберет верные, благо память у кристалла приличная, на сотни две снимков хватит. И вазу снять, а главное, лихого поручика, который в нее сморкнулся, а нос, воровато оглянувшись, шторкою утер. Нет, заголовок надо будет хорошенько обдумать. Скажем: «Простые нравы сложных людей»… — Лизка, ты ли это?! — Гришка таки заметил ее. А может, и не заметил, может, нарочно выглядывал. Список-то конкурсанток еще когда отпечатали, правда, в нем Лизавета баронессой значится, но… — А я думаю, ты ль это или не ты ль. — Не тыль, — сказала Лизавета, поморщившись. Все ж встречаться со старым знакомым желания не было, да и опасеньице кольнуло: вдруг да прознает, за какой такой она тут надобностью. — Шутишь, — хохотнул Гришка. — Шучу. — Лизавета согласилась: ей батюшка еще когда говорил, что спорить с дураками — занятие напрочь бесперспективное. — А ты, погляжу, неплохо устроилась… мужа поискать решила? — Решила. Гришка одет был с претензией, в темно-зеленый шерстяной костюм с искрой. И крой неплох, вот только жарко ныне было во дворце, Гришка потел, отчего раздражался и потел еще больше. — И как оно? — Неплохо… — Ты это, после мне интервью дашь. — Гришка не спрашивал, а ставил Лизавету в известность. — Платьице на тебе, конечно, дрянное… поглядела бы, что приличные люди носят, право слово. А ты, получается, при титуле? — Баронесса. — Ага… — Он задумался, сунув меж зубами спичку. — А чего молчала? — А зачем говорить? — Ну так… ты это, Лизка, тут не особо усердствуй. Я жениться решил. — Поздравляю. На ком? Ее императорское величество задерживалась, и придворных это заставляло нервничать. Взгляды то и дело останавливались на узорчатых дверях, за которыми скрывалась Малахитовая гостиная. — Пока не знаю. Это я так… на перспективу… у тебя только титул? Или и имение имеется? Захотелось Гришку пнуть. Ишь ты, женишок, забыл небось, откуда сам родом, как прибыл в столицу из Верхних Конюхов, только и умея, что писать поганые стишки. Теперь же… Злость пришла. И ушла, стоило коснуться янтарного кулона. А тут же, будто того и ждал, раздался гулкий удар колокола, возвещая о приближении императрицы. — Все, я работаю. — Гришка подхватил малый артефакт… а хороший, не чета Лизаветиному. И памяти в нем более чем на тысячу снимков, и четкость иная, говорят, будто даже в полной темноте снимки выходят вполне приличного свойства. Гришка ужом нырнул в толпу и как-то сразу ухитрился оказаться перед самыми дверями. Он бы и ближе подошел, когда б не гвардеец, положивший руку ему на плечо. Это сразу и уняло служебный Гришкин пыл. Лизавета коснулась артефакта. Правда… Что бы она ни писала про двор, это простят, а вот императорскую чету трогать не стоит. Да и не хочется. Она сделала пару снимков, запечатлевая фрейлин, окружавших ее императорское величество. Не удержалась, сделала портрет Анны Павловны, которой нынешний ее наряд был весьма к лицу, да и лицо это… не сказать, что черты правильные, а поди ж ты… Или вот императрица. Невысока. Хрупка. И… золото волос. Камни диадемы. Платье… на удивление простое. Ни тебе шитья, ни драгоценностей, но почему-то смотрится… Глаз не отвести. Играли трубы. И герольды зачитывали обращение, Лизавета же смотрела на императрицу и, чего скрывать, на Лешека, который держался за матушкой и казался огромным… — Говорят, он без нее и шагу ступить не способен, — раздалось рядом. — Совсем заморочила, нелюдь проклятая… Лизавета чуть повернулась и сделала еще один снимок. Зачем? Она не знала, просто… женщина с сухим лицом, на котором застыло выражение величайшего недовольства жизнью… редкий портрет. — Тише ты… — Это все знают… и беспокоятся… император болен, наследник — идиот, императрица — нелюдь. Что нас ждет? Ничего хорошего, если так. — А они конкурсы устраивают… почему? Понятно же… ищут кого-нибудь своему… Она добавила слово, которое вообще к людям применять не стоит, не говоря уже о том, чтобы к отпрыскам правящей династии. И бледная губа оттопырилась, а в подведенных глазах блеснула такая лютая ненависть, что Лизавете стало крепко не по себе. Но она по прежнему делала вид, будто всецело увлечена шествием. Вот императрица добралась до середины залы. Повернулась к подданным. Вот расступились фрейлины, двигаясь столь слаженно, что любой караул позавидует. Императрица подняла руку, и в зале наступила тишина. — С преогромной печалью вынуждена сообщить вам… — ее голос был негромок, но, диво дивное, слышно было каждое слово. А женщина зашипела. — Выставит неугодных, — бросила она, поднимая руку. И сверкнул тоненький браслет в виде змейки, до того умело выполненный, что казалась эта змейка живой. Тронь — и развернется, зашипит, а то и ужалит чужую наглую руку. — Мы пристально наблюдали за конкурсом и в полной мере оценили усилия, которые… — Недолго ей осталось. |