Онлайн книга «Лиса в курятнике»
|
Тут-то о Димитрии и вспомнили. На кухне появился лакей, и беседа стихла. Отчего-то у Димитрия сложилось впечатление о Кульжицкой, в девичестве Бужевой, как о женщине весьма преклонных лет, старой и даже дряхлой. Однако той, что принимала его в кабинете, обтянутом зеленым с амарантом штофом, было далеко до старости. Магичка. И не из слабых. Нет, годы прошедшие чувствовались. Они делали женщину… более хрупкой? Изящной? Димитрий отметил простую прическу и платье несколько грубоватого кроя, но тем самым лишь подчеркивающее естественное изящество. Ее белые руки, лишенные колец и перстней. Простые, без каменьев, серьги и драгоценную яшмовую камею — единственную уступку статусу. — Будьте столь любезны. — Она подала знак, и женщина в сером, тяжелой ткани платье возникла перед Димитрием. Возникла словно бы из ниоткуда, и темные глаза ее недобро блеснули, а губы растянулись в неискренней улыбке. — Передайте ее императорскому величеству, что мы принимаем ее соболезнования. Голос дрогнул. А женщина в сером, надо полагать, та самая Агнешка, про тянула запечатанный конверт. — Соболезную… — Димитрий конверт принял. А боярыня махнула рукой и вяло поинтересовалась: — Что вам еще нужно? — Узнать. Агнешка отступила и… надо же, какое редкостное умение, если бы не наблюдал, не заметил бы, как расплылась женская фигура, сродняясь с тенью. Ишь ты… а поговаривали, будто это знание утрачено. А еще, что оно и к лучшему, ибо слишком уж… Сложно. Такого человека не остановят преграды, даже защита дворца окажется бессильной. А если… с виду Агнешка не выглядела хрупкой, сил задушить кого у нее хватит. Но зачем? Димитрий вздохнул и вытащил золоченую бляху особого ведомства. — Падальщики, — с какой-то печалью произнесла Кульжицкая. — Конечно… значит, она не сама… бедная моя нетерпеливая девочка… Нетерпеливая? Интересная характеристика. Кульжицкая же опустилась в кресло и махнула рукой: — Агнешка… можешь идти. Действительно можешь идти… простите, она верна мне… с младенчества… знаете, у старых родов свои обычаи. — Кровной привязки? — Димитрий сказал наугад, но оказался прав. — Тогда это было еще вполне себе законно… при наличии договора. — И он у вас имеется? — Само собой. Если вам так уж интересно, ее продали родители… низкое сословие, недаром называют его подлым. Матушка служила у нас в доме… не помню, право слово, кем, но она подошла к моим родителям… знала обычай. И получила сто сорок пять рублей. Вполне приличная сумма, если подумать, правда, младенцу с нее вряд ли что перепало. Разве лишь сомнительная честь стать тенью благородной дамы. Она в отличие от тех же крепостных была обречена служить до самой смерти… — Не думайте, я не обижаю Агнешку. Считается, будто обряд односторонний, но когда рядом оказывается кто-то, кому можно доверять с… гарантией, это сближает. Пожалуй, она мне роднее многих… — И вашего брата? — У меня не осталось братьев. Она коснулась резной камеи. — И рода не осталось… вам, наверное, сложно представить, каково это… всю жизнь гордиться принадлежностью к чему-то, а после… — Вы привезли его из своей поездки. Полагаю, вы и ее затеяли лишь затем, чтобы подобрать вашего родственника, не вызывая подозрений. Вы не слишком верили сыну… — Он чересчур похож на своего отца. Практичен, но напрочь лишен понимания дворянской сути. Кровь… — Где он? — Кто? — Я не собираюсь его задерживать… Во всяком случае, пока… и следовало бы взять дюжину гвардейцев в поддержку, но нет, не посчитал нужным… а теперь? Агнешка предупредит? Несомненно. Но кто мог предположить… экая наглость… — Вам и не за что… — Она потянулась и коснулась ленты. — Отец Святозар неподвластен суду мирскому. И… да, полагаю, у вас найдется что ему предъявить, но поверьте, он свое отмучился… — А вы? — Все… не так просто… В комнату заглянули. — Передайте отцу Святозару, пусть заглянет. А вы ждите… не надо опасаться, ему некуда бежать. Он был уже беглецом и многое понял. Все мы многое поняли, жаль, поздно. Она замолчала и повернулась к окну. Выходившее на реку, то казалось каким-то чересчур уж темным. И профиль Кульжицкой выделялся четко. Она сама казалась грифельным наброском, который лишь тронули акварелью, но так и не решились раскрасить. — Вы не хотели, чтобы ваша внучка участвовала в конкурсе? — В этом балагане? — Кульжицкая слегка поморщилась и приподняла ладонь. С запястья соскользнули янтарные четки. — Естественно, я не хотела… Гдынечка… она была особенной… она так походила на меня в молодости… конечно, внешность имела несколько простоватую, все же и ее мать, и мой супруг были мещанами, это не могло не сказаться, но душа… я видела в ней себя саму. И хотела уберечь от ошибок. — Каких? — Вам подробно перечислить? Пожалуй, главной была эта моя убежденность, что я спасу семью, пожертвовав собственным будущим. Я вышла замуж за человека, которого мне подыскал батюшка. Я пыталась смириться с новым положением, с тем, что двор был отныне закрыт, что я вовсе отлучена от света, где никогда бы не простили… — ее голос дрогнул. — Моя внучка должна была блистать… я планировала вывести ее в свет… И выйти самой, пусть в иной роли, но все же оказаться во дворце. И что ж их всех туда тянет? Вот сам Димитрий с превеликим удовольствием уехал бы куда… да хоть на край мира гонять медведей, лишь бы подальше. — Я нашла ей подходящего жениха, кого-то, кто помнит, на что способна старая кровь… — Но она… — Она хотела получить все и сразу. — Ваш брат… — Полагаю, молится. Он очень боится умереть без покаяния… — Смерть ему пока не грозит. Янтарные бусины скользили меж пальцами, хрупкие, напоенные светом, они казались единственной яркой деталью в темном образе. — Что же произошло? — Говорю же, девочка оказалась слишком нетерпелива… и несколько преувеличивала свое значение. Видите ли, у каждого древнего рода есть свои тайны. И Гдынечка полагала себя моей преемницей, тогда как я видела в ней лишь хранительницу. Да, герб Бужевых сожжен, но знание… оно не должно было быть утрачено. У Гдынечки не хватило бы сил воспользоваться тем, чему я ее учила. Но вот у ее дочери, рожденной в правильном браке… а там… сила дает право претендовать на возрождение рода. Я понимаю, что это непросто, но… |