Онлайн книга «Там, за чертой блокады»
|
– Что делать-то с ними? – переспросила директор. – Отведите их к реке. Пущай пасутся. Все одно запрягать их нельзя. – А если они убегут? – Куда убегут? Они стоят-то в раскорячку. Даже путы [11] им надевать не надо. – А остальную живность куда девать? – Директор жестом показала на стадо, мирно пасущееся во дворе. – Да можно и в хлев загнать. – Мальчик показал на большой сарай, приткнувшийся к изгороди в углу двора. – Вона какой хлев остался от сторожа школы. Погиб он, похоронку весной прислали. – Сделай милость, Павлик, отведи лошадей сам да загони остальных животных в хлев. Сейчас дети должны выйти гулять. Пашке нравилось ласковое обращение, тем более что Павликом его сроду никто не называл. И положение человека, которого просят о помощи эти такие культурные, но такие беспомощные взрослые люди, льстило его самолюбию. Уходить ему расхотелось, и он с готовностью принялся выполнять просьбу директора. Повернувшись к лошади, он огрел ее хлыстом и гаркнул: – Ну, пошла, дохлая! – Какая жестокость! – тихо заметила Вероника Петровна. Директор повернулась к ней и твердо сказала: – Идите к своим детям, Вероника Петровна, вам перевоспитывать его не придется. Скажите тете Поле, пусть покормит обедом и нашего гостя. Потом обратилась к мальчику: – Ты сказал, «батя», то есть председатель, привезет дормез. Поясни, пожалуйста, что такое дормез? Я знаю, у французов – это большая карета для дорожных путешествий. Зачем нам карета? – Не, это не карета. Это длинная телега, на ней можно слеги возить. – А что такое слеги? – Ну, жерди, что ли, для изгороди или там еще для чего. А вы, теть, директорша, значит, Ивановна? – Да, директор, только почему Ивановна? У меня имя есть, Нелли Ивановна. – Батя дома говорил, что вы баба толковая, а имя у вас собачье. У нас собака была по кличке Неля. Ее в прошлую зиму волки выманили на огороды и задрали. Тоже умная была, а вот, поди ж ты, попалась. Мальчик говорил серьезно, с сожалением, не обратив внимания на улыбку директора. На крыльце показалась Изабелла Юрьевна с тарелкой, на которой стоял стакан киселя и лежала горстка самодельного печенья, которое испекли детям на третье. – Это тебе, малыш, – протянула она Пашке тарелку. – Может, помоешь руки? – Не, – ответил мальчик, мотнув головой, и взялся за угощение. Изабелла Юрьевна, опережая вопросы директора, взяла ее за локоть и отвела в сторону. – Это я запретила приводить мальчика на кухню. Что вы, ей-богу, бдительность потеряли? А если у него глисты, дизентерийная палочка или еще что. Гляньте-ка на его руки! Но директор смотрела в сторону лошадей. Там Эльза пыталась напоить Осла киселем из глиняной тарелки. – Не, он это есть не будет, – заметил Пашка и выждал, когда девочка убедилась в этом сама, поднеся кисель к губам Осла. – А это будет? – спросила Эльза, достав из кармана печенинку. – Может, будет, а может, нет. Мальчик взял печенье, разломил пополам и поднес половинку к губам лошади. Осел осторожно снял угощение с ладони и, подвигав челюстями, вывалил кусочки печенья изо рта. – Я же говорил, – сказал Пашка. – Оно на масле. Кабы не на масле, может, и съел бы. С этими словами он выпил из тарелки кисель и закусил оставшейся половинкой печенья. – Что я вам говорила? – зашептала врач, сжимая локоть Нелли Ивановны. – При таком опрощении не только лямблии или аскариды – солитёры заведутся у детей. На другой день председатель приехал рано утром. Под самыми окнами директорского кабинета-спальни он громко стал останавливать лошадь: «Тп-рр-уу!» Нелли Ивановна проснулась и поспешила во двор. – Э-э, Ивановна, а ты говорила, у тебя нет людей, понимающих в сельском хозяйстве. Погляди-ка! – Он хлыстом показал на лужайку за оградой двора. Там, широко замахиваясь, косила траву женщина, с каждым шагом все дальше уходя к реке. Косила уже давно, потому что ровные рядки скошенной травы красивым широким ковром устилали луг. – У нас не каждый мужик мог так чисто скашивать ряды. Кто она? – Александра Алексеевна, – тихо с восхищением произнесла директор. – Ишь ты! Кто бы мог подумать! Они подошли, когда Витькина мать докосила ряд и стала протирать травой лезвие косы. – Александра Алексеевна, вот председатель восхищается вашим умением косить. А вы, значит, решили вспомнить молодость? – Да нет, не об этом я думала. Скотина со вчерашнего дня в загоне. Там же нет ни травинки. Вот и решила накосить, а собрать и перенести могут ребята. Это им не в тягость. Пастух нам нужен, вот что! Лужайку скоро скошу, скотину надо будет выгонять дальше, где хорошая трава. Они втроем подошли к хлеву, откуда все беспокойнее и дружнее раздавалось мычание коров, блеяние овец и хрюканье свиней. – Голодные буренушки наши, – ласково заметила Нелли Ивановна. – Не столько голодные, сколько недоеные. Их ведь вчера не доили? – обратилась Алексеевна к председателю. – Нет, конечно. Сейчас исправим. Он направился к изгороди соседней усадьбы. – Матвеевна! А ну, кликни Козлиху, и идите сюда с ведрами для дойки! Едва женщины показались в калитке, он накинулся на ту, что звалась Матвеевной: – Что ж ты, язва сибирская, слышишь, как мается недоеная скотина, и не предложишь помощь?! Иль у тебя нет совсем совести? – Слышала, да боялась. Беспризорные ведь, от них что хошь ожидать можно. Анфиса моя в Воронопашенском детдоме работала, говорит, как в волчьей стае побыла, прости господи! – Э-э, сама ты беспризорная! У нас же дети из Ленинграда! – почти с гордостью заметил он. Они говорили громко, не стесняясь в выражениях. Несмотря на нелестные слова о детдомовских детях, Нелли Ивановна не обиделась. Это был разговор по-сибирски прямой, честный. Матвеевна и председатель говорили открыто вслух о том, что думали, и это пришлось ей по душе: работать с такими людьми будет легко. Несмотря на уговоры Нелли Ивановны, пастухом становиться никто из ребят не хотел. Доводы, что в нашей стране любой труд в почете, не действовали. А все потому, что кроме лошадей, коров и овец в стаде были и свиньи, пасти которых ребятам казалось чем-то недостойным и постыдным. Слово «свинопас» было почему-то для них почти ругательным. |