Книга Надежды леди Коннот, страница 36 – София Джеймс

После бессонной ночи прочувствованные просьбы родителей привели Сефору в замешательство. Она молчала.

– Позавчера в Лондон приехала мать Ричарда, – продолжала Элизабет. – По словам Джозефины, ее сын сознает, что совершил ужасную ошибку; он просит тебя о встрече; он считает, что вам нужно серьезно поговорить о случившемся. Может быть, вы помиритесь после вашей глупой размолвки, и…

– Нет! – с непреклонной уверенностью выпалила Сефора. – Не испытываю никакого желания возвращаться к прежней жизни.

– Значит, тебе мало клеветы на твое доброе имя? Мало сомнительных слухов?! Говорят, что неизвестные пытались похитить незаконнорожденную дочь Дугласа. Дочь от интрижки, которая была у него с какой-то женщиной легкого поведения.

– Уверяю вас, это неправда. Анна Сент-Картмейл – кузина графа. Он ее опекун; ухаживать за ней он пригласил одну почтенную родственницу. Не по его вине девочку пытались похитить. Я не сомневаюсь: как только ему станет лучше, он обо всем позаботится…

– Но станет ли ему лучше? Я слышала, что в него стреляли в упор. Сефора, как можно выжить после такого выстрела и жить полной жизнью?

– Определенно можно, мама.

Мать достала из сумочки платок и высморкалась.

– Мария предупреждала, что нам не удастся тебя переубедить, но если ты когда-нибудь усомнишься…

– Не усомнюсь.

– Дорогая, тебе нужны деньги, чтобы продержаться какое-то время? – тихо, но твердо спросил отец.

– Нет, папа. Денег у нас больше чем достаточно.

Тут в салон вбежал большой грязный, шелудивый пес. Его спутанная шерсть стояла комком на костлявой спине; пес скалил желтые зубы. Гости собрались вскочить с мест, но в комнату вошла экономка; ее платье и передник промокли, лицо было в мыльной пене.

– Миледи, мы с Анной его купаем. Лорд Дуглас велел впустить его на кухню и накормить, но он такой грязный… – Экономка замолчала и тяжело вздохнула, заметив родителей Сефоры. Пес снова проскочил мимо нее. Лапы заскользили по натертому паркету. Сефора решила, что пес побежал на кухню. Судя по ответному крику Анны Сент-Картмейл, ее догадка оказалась верной.

– Что ж, полагаю, мы видели достаточно. – Мать встала; отец последовал ее примеру. – Сефора, я понятия не имею, что будет с тобой дальше. Возможно, если ты будешь честной с самой собой, ты поймешь, что и ты ничего не знаешь… – Она задыхалась и говорила с трудом; хорошо, что она уже не плакала.

Родители вышли. Тишину в комнате нарушал лишь жалобный вой бродячего пса – очевидно, его окунули в кадку с водой и впервые в жизни мыли.

Через несколько минут, когда Сефора заглянула в комнату мужа, Фрэнсис еще не спал. Он сидел на краю кровати; на нем была рубашка, под которой виднелась толстая повязка.

На прикроватном столике она увидела несколько рисунков с изображением собаки. Рисунки показались Сефоре неплохими, хотя пес, нарисованный карандашом, выглядел гораздо величественнее, чем оригинал, который она только что лицезрела во плоти.

– Их нарисовала для меня Анна. Рано утром она заходила меня проведать. Я услышал, что пес воет рядом с домом, и попросил ее покормить зверя. С тех пор как Анна сюда попала, мы с ней впервые по душам поговорили.

– Конечно, она благодарна тебе за спасение; она помнит, что ради нее ты рисковал жизнью. Вижу, тебе лучше…

Фрэнсис указал на флакон с лекарством:

– Врач оставил мне сильное болеутоляющее. Видимо, оно помогло – в сочетании с бренди, которое принес Дэниел.

Сефора порадовалась его хорошему настроению.

– А это что? – На покрывале лежали и другие рисунки; у нее сложилось впечатление, что он их перебирал.

– Моя кузина изо всех сил пытается убедить меня в том, что пес более привлекателен, чем кажется на первый взгляд. Я позволил ей вынести ему кость из кухни, но, судя по шуму, который я слышу, животное проникло в дом, миссис Уилсон его видела.

– Сейчас зверь принимает ванну.

– Что он из себя представляет?

– Большой серый шелудивый пес с желтыми клыками и плохо зажившей раной на спине.

Он улыбнулся:

– Непохоже, чтобы ты убеждала меня его оставить.

– Когда он вбежал в гостиную, у меня сидели мама и папа. Он был весь мокрый и вонючий. Родители поспешили уйти.

– Из-за пса или из-за меня?

Сефора не могла лгать:

– По Лондону ходят слухи о твоем участии в событиях, которые…

– Сомнительны. Неоднозначны. Подозрительны.

– Да.

– И твои родители беспокоятся, что «ангел высшего общества» окажется замешан в некрасивые дела опозоренного графа?

Сефора улыбнулась:

– Вряд ли меня по-прежнему называют «ангелом высшего общества», чему я очень рада.

– Рада?

– Когда на тебя постоянно давят, указывая, что ты должна быть идеальной, это так же неприятно, как если бы тебя считали плохой.

Он рассмеялся и тут же схватился здоровой рукой за больную и судорожно вздохнул.

– Сефора, у медали всегда есть две стороны.

– Кто такой Ральф Кеннингс? – С растущим беспокойством она смотрела, как добродушное выражение на его лице сменяется гневом.

– Кто рассказал тебе о нем?

– Мария. Она говорит, что ты находился в Хаттонс-Лэндинг с кузеном Адама Стивенейджа, а Кеннингс пытался вас убить.

Проклятие, он не ожидал, что Сефора так скоро услышит это имя! От неожиданности сердце у него забилось так часто, что Фрэнсис почувствовал пульсацию в ране.

– Ральф Кеннингс – тот человек, которого я убил. Я стрелял в него трижды. Сначала прострелил коленные чашечки, а в третий раз выстрелил в сердце. Он не вытащил оружия. – Лучше рассказать все, ничего не упуская, пусть она сразу поймет, как он потерял себя в каньонах в окрестностях Хаттонс-Лэндинг.

– Почему?

Перед его глазами всплыло лицо Сета Гринвуда; он задыхался в грязи под рухнувшей платформой. Кровь из его раны окрашивала воду в алый цвет. Но Фрэнсис вспомнил и другое…

– Перед тем как напасть на нас, он убил двух маленьких детей и их мать. Ему нужно было золото.

– Кто были те люди? Те дети?

– Семья Сета. У него были мальчики-близнецы. Совсем маленькие, только научились ходить.

Он не мог рассказать ей всего. Не мог рассказать, что с ним сделали в тот вечер после того, как обрушилась платформа. След от веревки жег шею и не давал дышать. Он видел ужас в ее глазах, гадая, о чем же она догадывается.

Вот вся правда о нем – жестокость и трагедия. Мысли о Хаттонс-Лэндинг не давали ему проявлять мягкость и доброту.

– Твои родители, конечно, просили, чтобы ты вернулась домой? Вполне естественно, им хочется, чтобы их дочь была жива и здорова и находилась как можно дальше от меня… Возможно, они правы.