Онлайн книга «Ящик Пандоры»
– И что они станут делать? – Оукс смотрел вслед уходящим чудовищам. – Когда они проголодаются, то станут есть. Оукс не выдержал: – Да чего ты хочешь от меня?! – Ты врач, – ответил Керро. – А здесь раненые. – Ты хочешь, чтобы я спас его? – Оукс ткнул пальцем в сторону Томаса. – Его может спасти только Корабль или все мы вместе, – ответил Паниль. – Ага, Корабль! – Или мы все вместе. Это одно и то же. – Ложь! Все ложь! – Спасение – слово многозначное, – напомнил Паниль. – Есть утешение и в разуме, и в потенциальном бессмертии наших сородичей. Оукс отступил на шаг. – Все – лживые слова! Эта планета всех нас убьет! – Для чего тебе глаза, когда ты им не веришь? – спросил поэт. Он обвел рукой кровавую равнину, встретился взглядом с завороженной его словами Хали. – Мы выживем. Мы исцелим планету. Аваата, поддерживавшая равновесие мира, погибла. Но Ваата – ее дочь не менее, чем моя. – Ваата? – выплюнул Оукс. – Это еще что за чушь? – Родилась дочь Ваэлы. Ее зовут Ваата, и она несет истинное семя Авааты, заложенное в нее при зачатии. – Еще одно чудовище. – Оукс покачал головой. – Ничуть. Прелестное дитя, столь же человек с виду, как и ее мать. Я покажу тебе. Образы хлынули в сознание Оукса, влекомые несущей волной вживленного приемника. Оукс отшатнулся от Паниля, пытаясь одной рукой заслониться от поэта, а другой царапая шею, словно хотел вырвать радиокапсулу с мясом. – Не-ет!.. Нет… нет!.. Но поток не прерывался. Под напором его Оукс рухнул на песок и, падая, услыхал голос Корабля. Ошибиться было невозможно. Неотвратимое могущественное присутствие разворачивалось в нем, не нуждаясь в передатчиках и приборах. – Теперь ты видишь, босс? Тебе не нужен был высеченный в камне завет. Только самоуважение, богоТворение себя, всего человечества и всего, что имеет значение для вашего родового бессмертия. Оукс перекатился на живот и закрыл голову руками, глядя в мокрый от его слез песок. Корабль покинул его рассудок – точно медленно вытянули раскаленный нож, оставивший по себе зияющую рану. Оукс медленно опустил руки, поднял голову. Песок скрипел под множеством подошв. Со стороны Редута тянулась длинная колонна – природники и спецклоны вперемешку. Вели их Льюис и Легата. За их спинами ветер разносил клубы дыма, поднимающиеся над горящими развалинами. Его драгоценное убежище – разрушено! Все погибло! Гнев вновь захлестнул Оукса. «Будь ты проклят, Корабль! Ты меня обманул!» Вскочив, он погрозил кулаком Легате: – Ах ты, сука! Льюис с Легатой остановились шагах в десяти, и беженцы тоже замерли. Только одна рослая женщина-спецклон с раздутым черепом и тонкими чертами лица вышла вперед, заслонив собою Легату. – Не вздумай больше к ней так обращаться! – рявкнула она. – Мы избрали ее кэпом! Никто не смеет оскорблять нашего кэпа! – Да это безумие! – взвыл Оукс. – Как могут чудовищные уродцы выбирать себе кэпа? Женщина-клон шагнула к нему. – Ты кого назвал уродцем? Что, если наше племя умножится, а вы станете уродами среди нас? Оукс в ужасе воззрился на нее. – Ты и сам не больно красив, – продолжала она. – Каждый день я смотрюсь в зеркало и каждый день думаю, что не так я и страшна. А ты с каждым часом становишься все уродливей. А если я решу, что среди нас уродам не место? Легата придержала ее за руку. – Довольно. В этот миг равнину накрыла тень. Все разом подняли головы. Между землей и Регой плыл Корабль – куда ниже, чем он спускался когда-либо. Ясно виднелись странные выступы, крылья аграриумов. Громада в небесах двигалась с ошеломительной неспешностью, словно сама вечность. И когда тень ее накрыла Льюиса, тот расхохотался. Почти все, кто обернулся на его смех, успели заметить, как он пропадает. Тело его превратилось в белый силуэт, растаявший без следа. – Но почему, Корабль? – спросил вслух изумленный этим исчезновением Керро. Ответ услышали все. «Вам нужен был истинный дьявол, Хесус Льюис, Моя вторая половинка, – заполнил мысли радостный гром. – Настоящий дьявол всегда со Мной. А Томас оставался собственным бесом, стрекалом в собственной руке. Но теперь он знает. Люди, вы заслужили отсрочку. Вы знаете, как богоТворить». И в тот же миг каждый ощутил, что уготовил Корабль Томасу и на какой тонкой нити висит судьба умирающего. Томас приподнялся на локте, как ни пыталась Хали уложить его. – Нет, Корабль, – выдавил он. – Не надо… в гибербак. Я уже дома. – Отпусти его, Корабль, – вмешалась Легата. – Спасите его, и он ваш! – прозвучал вызов. Вцепившись в ускользающее сознание Томаса, Керро воззвал к Ваате, дремлющей в лазаретной палатке под скалой: – Ваата! Помоги нам! Разума его коснулась прежняя Аваата – ослабевшая, но не утерявшая ничего. Ваата впитала ее целиком… и сверх того. Собственная дочь виделась Керро Панилю вместилищем бессчетных эпох памяти и мудрости Авааты, но слитых с памятью человечества. Ваата потянулась к тем, кто оставался на борту Корабля, даже спящим в гибербаках, даруя им новое богоТворение, сплетая в единое целое. Сознания их вливались в общий поток… даже Оукс. И, слитые воедино, тончайшими нитями они проникли в тело Томаса, заживляя раны, восстанавливая клетки. А потом дело было сделано, и мирно спящий Томас распростерся на носилках. Керро судорожно вздохнул, окидывая равнину взглядом. Вместе с Томасом исцелились и все раненые. Валялись вокруг тела погибших, но среди живых не осталось ни одного увечного. И вся эта толпа молча стояла в накрывшей равнину глубокой тени. «Легата!» – воззвал Корабль. – Да, Господи? – откликнулась та дрожащим голосом, еще не оправившись от потрясения. «Ты отняла Моего лучшего друга, Легата. Теперь Оукс Мой. Это справедливый обмен. Там, куда Я направлюсь, он будет нужен Мне больше, чем тебе». Легата подняла глаза на окаймленный лучами Реги силуэт. – Ты улетаешь? «Я ухожу вратами Быка, Легата. Врата Быка – Мое рождение и Моя вечность». Ей вспомнился Бычок Бикеля, это хранилище зашифрованных данных, где она нашла разгадку происхождения Оукса, полумистический компьютер, где рождалось неведомое. Сознание ее слилось с архивами Корабля, и слияние это разделили, при посредстве Вааты, все, кто стоял на кровавом поле. А слова Корабля все лились: – Безграничность фантазии таит в себе бесконечность ужасов. Поэты облекают свои кошмары в слова. Но сны богов обретают плоть и собственную жизнь. Их уже не сотрешь с листа. Врата Быка – моя совесть. Каждый символ в моем сознании должен пройти ими, чтобы воплотиться. Иные мои символы живут и дышат, как Хесус Льюис. Другие – поют строфами стихов. |