Онлайн книга «Бумажные людишки»
|
— Нет, сэр, нет, я никоим образом… — Цитирую: Похоже, я обязан вам жизнью. Конец цитаты. — Но, сэр, это же вы сказали, а не я, и… — Конечно, протянули руку старому насекомому, подложили яйца под мой панцирь, я в этом нисколько не сомневаюсь, но, Господи, вы же были на стороне Творца, так ведь? — Я не… — Если бы я из обычной трусости не сбежал, бог знает, что могло бы произойти. — Должен вам сказать, Уилф. Помните, я ходил на самый Хохальпенблик. Я это делал только один раз, при дневном свете. С вами я шел в тумане. Я не мог изучить каждый метр тропы, а чтобы знать, что там в тумане, я должен был быть компьютером. — Вы знали. — Ладно. Пусть я знал. Но я только догадывался, я не мог быть уверенным. Поверьте мне, Уилф, я действительно думал, что рискую своей шеей ради вас. Клянусь. — Честное скаутское. — Вы мне причиняете боль, Уилф. — Так поплачьте. Потом мы займемся собакой. Странно, но память подсказывает мне, что глаза Уилфа действительно заполнились влагой, и он извлек откуда-то салфетку и начал их промакивать. — После всех этих лет, Уилф… — Заткнитесь. Разве вам не нужна эта бумага? Некоторое время он сопел и вытирал глаза. Потом заговорил упавшим голосом: — Да, Уилф. Нужна. — То-то же. Продолжайте. Хорошее представление, Таккер. — Вы меня называете… — Знаю, Таккер. Теперь. Расскажите мне о Холидее. Только не увертывайтесь. Запугать вы меня не можете. Выкладывайте все восхитительные подробности. На этот раз Рик собирался с мыслями дольше. — Он чудесный… те, кто его знает… — Мэри-Лу. — Вы знаете, она специализировалась по фитодизайну и библиографии, сэр, так что в его коллекции ей нашлось что делать. — Он взял Мэри-Лу экспонатом. — Нет, сэр. Для рукописей. — Ха и так далее. — Я знаю, вы не интересуетесь историей литературы, Уилф, вы сами история… — Я не интересуюсь историей, точка. Ее надо раскатывать, как свиток. Холидей! Говорите о Холидее. — Например, за это он отдаст что угодно. Его рука протянулась за документом, который я напечатал. Я шлепнул его и отодвинул бумагу подальше. — Противный! — Но, Уилф… — Если уж на то пошло, почему вы одеты, как клоун? Рик осмотрел то немногое из своей одежды, что мог видеть за густыми зарослями. В эти заросли плакалась Мэри-Лу — а плакалась ли? Это факт или просто игра воображения? К собственному удивлению, я обнаружил, что не могу провести различия. — Что вам не так в моей одежде? В прошлый раз, когда вы меня видели, я был одет еще почище. У меня была цепочка на шее. Я ее снял, потому что считаю, что для Вайсвальда она не подходит. — Только не хнычьте. — Ладно. Не буду. — Я не то имел в виду. В прошлый раз, когда я вас видел, вы одевались не более традиционно, чем битлы. Продолжайте, Рик. Я об этом знаю все. — А вы тоже хороши, сэр. Размахивали этой бумажкой у меня под носом! — Когда? Где? — В Марракеше. Помните? — Рик… — Должен сказать, это было нехорошо с вашей стороны, Уилф. Но я всегда понимал, что вам и еще нескольким таким, как вы, многое позволено. Я всмотрелся в его глаза. Такое выражение бывает у политика, когда он сказал больше, чем следовало; я увидел страсть, веру, компромисс, честолюбие, напряжение. Вокруг радужной оболочки четко вырисовывались белки. Это не обязательный, но довольно верный показатель степени напряжения, способного завести в ад. А может свидетельствовать о боли, о страхе. Ладно, почему бы и нет? Человек кусает собаку. — Тогда расскажите мне о Марракеше, Рик. — Рассказать? Ну хорошо. Это было перед «Отель де Франс». Бога ради, Уилф. Это же должно быть в вашем дневнике, загляните туда! — Еще. Продолжайте. Подробности! Рик развел руками. Это было так не похоже на него, что я понял — он на грани отчаяния. — Вы стояли на балконе слева от главного входа — на втором этаже. Вы увидели меня. Засмеялись и помахали передо мной бумажкой. Потом исчезли в номере — розыгрыш вполне в вашем духе! Я могу понять юмор, Уилф. — А откуда вы знали, что эта бумага назначает вас моим литературным душеприказчиком? — А что еще там могло быть? Я не против шуток, Уилф, только… я подошел к портье, и он сказал, что вы там не живете. Я решил, что вы зашли к кому-то в гости, поднялся на второй этаж, стучал во все двери и прислушивался. — Рик. — А? — Когда это было? Он наморщил лоб: — Шесть… нет, семь месяцев назад. — Последний раз я вас видел, Рик, больше года назад. Вы шли под сводом отеля в Эворе. На вас был светло-серый костюм, вы двигались в противоположную сторону и не заметили меня. Мне пришлось немедленно уехать. — Я никогда… — Спокойно. Если я вам скажу, что говорю чистую правду, и поклянусь всем, во что верю, теплом, светом и звуком, нетерпимостью, необходимостью — вы мне поверите? — Да, сэр. Поверю! — Рик. Я это говорю со всей силой и убежденностью. Я никогда не был в Марракеше! Пауза. У него выпучились глаза! То есть белки расширились и тут же, как мне показалось, резко сузились. Он тяжело вздохнул и положил руки на стол. Потом усилием воли придал глазам нормальную эллипсность, так что радужные оболочки частично закрылись. Он не то чтобы сдулся, а как бы вернулся к своим нормальным размерам после долгих усилий изображать из себя надутый пузырь. Он стал улыбаться. И непрестанно кивал. — Конечно. Я все это вижу, Уилф. Это был кто-то другой. Я столько думал о вас, и о том, как мне необходимо написать вашу биографию, и о том, что мистер Холидей постоянно требует ее, а потом, после стольких неудач, увидел кого-то как две капли воды похожего на вас… — Охотник и жертва. — …и, черт побери, у вас борода, Уилф, а все эти айрабы бородатые… Я кивал в такт его кивкам. Прямо-таки пара фарфоровых болванчиков. Я ободряюще улыбнулся ему. — Полагаю, вы смотрели против солнца. — Вполне могло быть, Уилф. В это время, после сиесты, солнце стояло как раз над отелем, над… тот человек, которого я видел, смеялся и размахивал передо мной бумажкой… — Видите, как просто? |