Онлайн книга «За свои слова ответишь»
– Э-э, э-э, – уныло тянул Комбат, с улыбкой глядя на лысую голову санитара. А тот прятал за пазуху ампулу с наркотиками. Наконец из туалета вернулся Колян. Заглянул в окошко камеры. Санитар стоял над сидящим на полу Комбатом. В конце коридора появился Грязнов. – Только наручники на него надеть не забудь. Хрен его знает, что может произойти! – Хорошо, понял. Колян открыл дверь и показал санитару, чтобы тот пошел вон. Кивая, Хер Голова спиной двинулся к двери и уже в коридоре столкнулся с Грязновым. – Ну что, все в порядке? – Да, да, в порядке. И не жалко вам столько героина? – Не твое дело, – одернул его Грязнов, – я тут решаю, сколько и чего кому давать. Ты меня понял? Иди к себе. – Понял, понял. – Бери его, Колян. Колян защелкнул наручники на запястьях Комбата. Тот был покорен, глаза уже начали закрываться, на губах блуждала улыбка, а с уголков рта свисала слюна, густая и белая. – Ну и вонючий, – сказал Колян, волоча Комбата по коридору. Тот идти почти не мог, и Коляну пришлось взвалить изрядно исхудавшего за две недели Рублева себе на спину. – Тащи его в машину, бросишь сзади. – Потом куда? – покряхтывая, осведомился Колян. – Потом узнаешь. Через черный ход Бориса Рублева выволокли во двор и затолкнули в джип, открыв заднюю дверь. Его бросили прямо на запаску, а сверху закрыли брезентом. Грязнов устроился на переднем сиденье рядом с водителем. – Трогай, Колян. – Куда едем? – В Москву. Там этого клиента оставим, пусть найдут мертвого. На улице было холодно, дул пронзительный ветер. Машина вырулила со двора клиники и уже через пятнадцать минут мчалась по кольцевой. – Куда дальше? – спросил Колян. – Давай куда-нибудь поближе к центру, в такое местечко, чтобы было не очень людно. Выгрузишь – и назад. Меня забросишь домой. – Хорошо, – сказал Колян. Было десять часов вечера и невероятно холодно. Когда Толян с Коляном выволокли Комбата из джипа, сколько ни пытался нащупать пульс Валерий Грязнов, это ему не удалось, хотя тело еще оставалось теплым. – В машине нагрелся, я же печку держал включенной, – сказал Толян. – Так что, думаешь, мертвый? – Если и не мертвый, то через полчаса на холоде дойдет. – Это хорошо. Комбата бросили рядом с автобусной остановкой неподалеку от ВДНХ. Грязнов посмотрел на лежащее в кустах безжизненное тело своего врага и самодовольно осклабился. «Ну вот, кто кого. Ты меня учил жизни, ты мне, можно сказать, жизнь сломал, я из-за тебя чуть в тюрьму не угодил. Думаю, я с тобой в расчете. И я обязательно приду на твои похороны, посмотрю на твою могилу, послушаю, что будут говорить твои лихие друзья-десантники А уж они, думаю, посмеются: железный Комбат кончил наркоманом.» – Ха, ха, ха, – вырвался из груди приступ смеха, жуткого и холодного. Даже подручные и те поежились, будто рядом с ними был настоящий сумасшедший. – Поехали. Собаке – собачья смерть. * * * Комбат слышал знакомый голос, до боли знакомый. но узнать его не мог. Он слышал слова: «Иваныч, Иваныч, Комбат… Что же они с тобой, мерзавцы, сделали!», О чем говорит этот знакомый голос и кому он принадлежит, Комбат не мог понять. Он с трудом открыл глаза. Перед его взором плыла белая пелена, словно густой-густой туман. Он попытался поднять руку, но это ему не удалось, руки и ноги были привязаны к больничной койке. – Где я? Где я? – слабым шелестом выдохнул из себя Борис Рублев. – Ты с нами, Иваныч, ты жив. Слава Богу, жив, даже разговариваешь. Рублев сделал над собой невероятное усилие, и в белом тумане, в белой пелене, застилающей взор, проступили очертания мужского лица, на котором было написана боль и непонимание происходящего. Это был Подберезский в белом халате. – Ты кто? – спросил Комбат. – Это я, я, Иваныч, Андрей Подберезский! – Андрей Подберезский? – губы Комбата шевельнулись, произнося любимое имя и фамилию. – Я, я, Иваныч, и Бахрушин здесь. Мы асе с врачами разговаривали. – С какими врачами, Подберезский? – С хорошими врачами. Ты в госпитале, Комбат. – В госпитале? Я что, ранен? Боль была такой сильной, что казалось, тело разлетается на куски, а внутри через равные интервалы разрываются гранаты. – Ранен, да. – Где мои ноги? Где мои руки? – невнятно бормотал Комбат. – Все на месте, Иваныч, руки на месте и ноги. Вид у Рублева был ужасный. Таким его Андрей Подберезский не видел никогда, хотя прошел вместе с Рублевым «огонь и воду и медные трубы», бывал во всевозможных передрягах, самых ужасных ситуациях. Но таким, раздавленным и поверженным, своего командира ему видеть не доводилось. Это был не Комбат, не бесстрашный десантник, это было жалкое подобие мужчины, жалкое подобие человека. – Дозу.., дозу, Подберезский… – Какую дозу? Какую дозу, Иваныч? – Дозу, дозу! – скрежеща зубами, выдавливал из себя Комбат. – Я сдыхаю, сдыхаю, Андрюха! Андрюха, брат, дозу.., не дай сдохнуть.., не дай… – Комбат, Комбат, успокойся, тебя спасут, здесь врачи. Бахрушин вошел в палату и положил руку на плечо Подберезскому. – Идем, Андрей, надо поговорить. – Погоди, полковник, погоди, дай с Комбатом с чуток побуду. – Пойдем, здесь есть кому с ним побыть. Тело Комбата дернулось, и он забился в конвульсиях. Кровать подскакивала, Рублев рвался, пытаясь освободить привязанные руки и ноги. Пот высыпал на его небритом лице, глаза глубоко запали, они горели безумным огнем, были пустыми, как высохшие колодцы. – Дозу! Дозу! Дозу! – выкрикивал Комбат, кровь текла из уголков рта. – Полковник, скажи, пусть что-нибудь сделают, пусть дадут! – Нет, Андрюха, погоди. Идем поговорим. – Что с ним? Что они с ним сделали? – Не знаю, не знаю, Андрей. Профессор говорит, что его недели две держали на одних наркотиках и превратили в то, что ты видел. Героин кололи. – А почему его не убили? Бахрушин пожал плечами, вытащил из кармана носовой платок и принялся протирать вначале стекла очков, а затем вспотевшее лицо и ладони. |