Онлайн книга «За свои слова ответишь»
– Давай раздевайся, что смотришь? Глянь, сколько пены, – Рублев вошел в ванную, закрыл воду. – Иди, иди, не стесняйся, я на тебя смотреть не буду. Вот тебе чистая майка, – и Комбат вытащил из стенного шкафа аккуратно сложенный тельник, подал пареньку. – Настоящая воздушно-десантная. – Не может быть! – Точно тебе говорю, настоящая. Сергей уже успел заметить в комнате над диваном большую фотографию, на которой были солдаты с автоматами – много солдат – и среди них хозяин этой квартиры. – Ну что ты медлишь? Стаскивай свою грязную куртку, снимай разбитые обувки, все это оставляй здесь. Сергей закрылся в ванной комнате. Ему даже хотелось повернуть защелку, но потом он подумал, что этого делать не стоит: хозяин обидится. Забрался в ванну. Вода была приятная, горячая, и Сергей вспомнил, что последний раз мылся недели две с половиной назад. Он сидел в ванной, смотрел по сторонам на белую плитку в капельках воды, на зеркало, на стеклянную полку с одинокой зубной щеткой и бритвой. «Да, странный тип. Как-то у него все не так, как у людей.» А Борис Рублев в это время распаковывал баул, присланный Бурлаком. И чего в нем только не было! Даже запах ткани, в которую были завернуты продукты, и то вызывал прилив слюны и посасывание под ложечкой. А пахло травами, перцем, лавровым листом, мясом, рыбой и сушеными грибами. – Ну, Гриша! Ну, клоун! – приговаривал Борис Рублев, разбирая увесистый баул. – Мяса пруд пруди, роту можно накормить. И на кой черт мне все это? – радостно думал Комбат, поднося к носу огромный окорок. – Ну и запах! Ладно, Сережку накормлю. Для себя Борис Рублев почти не готовил, питался наспех, с уважением относился лишь к завариванию чая. А вот ко всему остальному отношение было, в общем-то, пренебрежительное, хотя готовить он и любил, и умел. Но ведь не станешь же готовить для одного себя! Никто, кроме тебя, не оценит таланта. Сейчас же в квартире появился гость, ради которого стоило постараться. Хотя и стараться-то, в общем, не надо было, ведь еды и продуктов у Комбата хватало. А тут еще и посылка Бурлакова подоспела, так что можно было бы устроить шикарнейшее застолье. «Вот, правда, пить я себе запретил», – поглядывая на литровые штофы с золотистой водкой, размышлял Комбат. В водке плавали какие-то травы. Комбат знал лишь одну, длинную, плоскую, – зверобой. Остальные травы ему были неизвестны. Ни сопроводительного письма, ни даже маленькой записки в бауле не нашлось. Хотя, что тут пояснять, и так все видно, и так все ясно. Комбат резал мясо, рыбу, хлеб, мазал бутерброды, ставил на плиту чайник. Все делал быстро, расторопно, умело – так, как это может делать лишь мужчина, умудренный жизненным опытом, и никогда не научится делать женщина. Все, что оказалось на столе, выглядело настолько соблазнительно и аппетитно, что Рублеву хотелось тут же сесть на табуретку, набросать себе на тарелку всего понемногу, выпить рюмку сибирской водки, настоянной на, травах, затянуться крепкой сигаретой и улыбнуться в усы. Но делать этого Комбат не стал. «Всему свое время, каждому овощу и фрукту свой час и свой черед», – подумал Борис Рублев и услышал, что вода в ванной уже перестала шуметь. – Ну, как ты там? – громко спросил Рублев. – Ничего, – услышал в ответ чуть испуганный голосок. А голос у Сережи уже начинал ломаться и из детского превращаться в подростковый, юношеский. Иногда звучали басовитые нотки. – Все хорошо, Борис Иванович, все хорошо. – Ну-ну, давай поторопись, а то чай остынет. Борис Рублев на кухне разлил по чашкам кипяток, добавил заварки, себе много, а гостю чуть-чуть, для аромата. Уже через десять минут мужчина и паренек сидели напротив друг друга. Комбат почти не ел, он смотрел, как жадно, огромными кусками отправляет себе в рот мясо и рыбу его гость. – Ты не стесняйся, ешь, – говорил Комбат, а сам лишь прихлебывал круто заваренный чай. У него даже сердце сжималось, когда он смотрел, как ест паренек. – Давай не стесняйся. Вот этот кусок возьми, он повкуснее будет, – и Комбат, аккуратно подцепив вилкой снедь, накладывал и накладывал гостю то из одной тарелки, то из другой. А паренек все ел и ел. – Давненько ты, наверное, не сидел за столом? – произнес Рублев. – А что, заметно? – двигая челюстями, с полным ртом, пробурчал Никитин. – Говорю, за столом ты давно не сидел. – Да, давно, Борис Иванович, – почему-то Сергею хотелось называть этого мужчину по имени-отчеству. Он даже не делал для этого над собой какие-либо усилия, получалось самопроизвольно, словно бы Рублев был его классным руководителем или любимым учителем. – В школу ты, конечно, не ходишь. – Конечно, не хожу. – А хочешь? – Не очень, – признался Никитин. – А почему так? – Да я уже полтора года в школу не хожу. – А сколько классов закончил? – Пять, – признался Никитин. – Всего пять? – Пять классов закончил, и даже без троек. – Потом что? – А потом началось. Но я не хочу рассказывать про это. – Про что – «про это»? Паренек замкнулся, даже жевать перестал, лишь пил чай. – Закурить можно? – Нет, нельзя, – строго сказал Комбат. – Хоть одну сигарету, хоть половинку… – Я же сказал нельзя, значит, нельзя! – Тогда какого черта они лежат прямо на подоконнике? Издевательство форменное! – Силу воли надо воспитывать. – Какую силу? Какой воли? Зачем? – В жизни пригодится. – Ничего мне уже не пригодится! Да и к "черту такую жизнь! Паренек говорил убежденно, у Комбата от его слов даже мурашки по спине побежали. Как это можно в тринадцать лет так не любить жизнь? И он почему-то вспомнил себя в таком возрасте. Вспомнил, как не мог дождаться лета, вспомнил все свои развлечения, рыбалку, речку, лес, теплую воду, теплые дожди, смех друзей. Почему-то вспомнил лошадей, велосипед. – Послушай, Серега, а где твои родители? – Нет у меня родителей. – Слушай, с ними случилось что-то, погибли? – Да, погибли. – Родственники у тебя есть, братья, сестры? – Сестра была. – Ас ней что случилось? – негромко осведомился Рублев. |