Онлайн книга «Пирамида»
|
– Хватит, Эви. Господи! Да замолчишь ты или нет! Наконец она умолкла. Подтянулась, села торчком на парапет. Ароматно качнула гривой. Вынула что-то белое из-под браслетика под янтарь на левой руке, обмахнула лицо там и сям, сунула белый лоскутик обратно. Я против воли растрогался. И замаскировал этот свой недостаток мужественности, стараясь говорить как можно грубей: – А ты ловко отделалась! И как это тебя совсем не помяло? – Какая разница... А, да ладно – не было меня с ним. – Так какого же... – Я его подбила. На слабо взяла. Он говорит: «Эта штука со мной аж на дерево залазиет». Я и подбила... Я и сама хотела... Там яма меловая... – Где это? – Я и сама хотела, вот те крест. А он: «Нет уж, юная Бабакумб, только без тебя. Прыгай», – говорит. Его прям прихлопнуло мопедом. Что-то урчало под Большой Медведицей. Я поднял глаза, увидел красный наплывающий огонек. Ежедневные, значит, полеты какие-то, какие-то у них там ученья. Эви не поднимала глаз. Она разглядывала свои сандалии. Когда она заговорила, голос, странно хриплый, шел как из бочки, шел из самых глубин Бакалейного тупика. – Может, он теперь калекой будет. Самолет проурчал прочь, медленно падал, тонул за деревьями. Эви откашлялась. – На всю, может, жисть. Потом мы оба молчали, Эви – разглядывая дорогу между моими ногами, я – переваривая новость, соответственно своей природе. Конечно, я был должным образом потрясен. Но, с другой стороны, я чуть-чуть радовался по-стилборновски незадаче ближнего. Она выпрямилась на парапете, улыбнулась мне. – Ты сегодня не играл, да, Олли? – Почему, играл. Только тихо. Я поднял к ней свой больной палец в знак доказательства и в качестве приглашенья. Но она только глянула и сразу отвела глаза. Каким-то непостижимым образом она пресекла свое излучение. Так обрывок фильма прокручивают назад: пламя втягивается, восстанавливает обугленную бумагу и потом исчезает, не оставя по себе ничего, кроме скуки. Даже газовый свет в ее правом глазу потускнел и почти не дрожал. Я сразу это почувствовал, но оптимистически постарался отринуть. – Ладно, Эви! Пошли вниз. Она качнула головой. – Идем, юная Бабакумб! Вспыхнул газовый фонарь. – Не зови меня так! Она вскочила на ноги. – А Роберту можно? – Ему все можно! – Спокойно, спокойно! Она хотела что-то сказать, передумала. Вывернула шею и стала отряхивать со своего зада мнимую пыль. Я вспыхнул, как газовый фонарь. – Тогда интересно, зачем ты на мост пришла? Она перестала отряхиваться и смотрела на меня, вытаращив глаза, разинув рот. – Зачем? А куда мне было идти-то? Обтерла ладони одну о другую, бегло улыбнулась, отвернулась, пошла в сторону улицы. – Эви... Она не ответила, она шла дальше. В конце моста, там, где начиналась улица, глянула через левое плечо, подняла руку, помахала расслабленной пятерней. Я стоял, держал тросточку поперек живота и смотрел. Снова шла она своей походкой – местная достопримечательность, – не шевеля ничем, кроме голеней, по незримой черте, ежедневно патрулируемой сержантом Бабакумбом или его супругой. Шла от фонаря к фонарю, и, с новой моей порочной тугой, я так и видел, как головы нищих мужских подобий у каждой пивной поворачиваются ей вслед с немой обреченной жадностью. Пройдет метров пять, и только тогда несется вдогонку едкий, похотливый смешок. Нет, мне бы самому такого не вынести. А ей хоть бы хны. Я пробирался домой окольным путем, чтоб не идти сквозь этот строй. * * * На другое утро за мрачным бритьем меня вдруг осенила мысль, от которой замерла на щеке бритва. Там, в конюшне Юэнов, стоял мопед Роберта. Я быстро глянул и увидел, что его и не думали чинить. Я поскорей добрился и бросился вниз, к завтраку, уговаривая себя действовать осмотрительно и дипломатично. Потихоньку-полегоньку в нужном направлении повернуть разговор. Я так спешил, что застал маму с папой еще за едой. Мама перестала есть и пошла за моим завтраком на кухню. Мне повезло. – Мопед Роберта все в конюшне стоит, я смотрю. – О? – Да. Стоит. Папа исподлобья глянул на меня сквозь толстые стекла. – Самое подходящее место. Я кивнул и подхватил мяч. – Под дождичком не вымокнет. – Ха-ха! Мама вернулась и поставила мою тарелку на стол с некоторым грохотом, всегда предвещавшим дальнейшие сообщения. – Не надейся, что тебе удастся кататься на этом мопеде, Оливер, или его купить! У меня отвисла челюсть. Мама села. – Помимо прочего, – сказал папа, – это нам не по карману. – Да у меня... – Они тебе пригодятся, – сказала мама. – Все до последнего. – Если Роберт... – Мне бы очень хотелось, чтоб ты прожевал еду, прежде чем говорить, – сказала мама. Она сглотнула. – И ведь он ему самому еще понадобится. Если отец, конечно, разрешит ему гонять, в чем я сомневаюсь. Юэн не такой идиот. – Как он ему понадобится, если он калека? – Калека! – вскрикнула мама. – Кто это тебе сказал? – Множественные ушибы, – сказал папа, – и несколько ребер сломаны. Ничего, оправится. – Я думал... я мопед видел, он же весь покореженный... – Через недельку-другую, – сказал папа. – Нет, с юным Юэном все в порядке. Будет ему, олуху, хороший урок. – Чего только не увидишь каждую неделю в этом «Стилборнском вестнике». А потом чаще всего опровергают. А-а! Кстати, вспомнила, папочка, Имоджен Грантли венчается в Барчестерском соборе. – Будет большая помпа, – сказал папа, отодвигая тарелку. – Когда? – Двадцать седьмого июля. Всего несколько недель остается. Но если у людей есть деньги... – Чушь, – сказал папа. – Позерство. – Вспомни, папочка, ее двоюродный дедушка был настоятель. И женился на урожденной Тоттерфилд. Да-а, интересно вот, кто будут подружки невесты? – Определенно не я, – сказал папа. Сверкнул стеклами и встал. – Мне надо работать. – Оливер, детка, скушай второе яичко! – Выбрось ты из головы этот мопед, старина. Доживешь до моих лет – сам поймешь. – Скушай. – Оставь ты меня в покое! – Не смей так разговаривать с матерью – Оставь меня в покое! Оставь меня в покое! Я... Не хочу я его! |