Онлайн книга «Пирамида»
|
– Ладно, – сказал я и остановился. – Ладно. До завтра. Эви глянула через плечо. – А ты не домой? – Кто? Я? Я вот погулять хотел. Эви улыбнулась своей косвенной улыбкой. – Ну, тогда пока. Я живо пошел к мосту, наверх, потом пригнулся, оглянулся под удобным углом. Платьице и носочки взошли по улице и скрылись между ратушей и эркером мисс Долиш. Я пошел домой обходным путем и вошел на Площадь с северо-запада. Но в нашем флигеле было темно, родители легли. Я решил немного поиграть перед сном и вернулся к своему этюду. Он теперь содержал не только Имоджен, но и Эви – любовный крах по всем статьям. Мама сунула голову в дверь, нежно мне улыбнулась: – Олли, детка. Ужа-асно поздно. * * * На другой день правый указательный палец у меня болел, как зашибленный. Хочешь не хочешь, пришлось до завтра отложить музыку и пойти гулять. Я гулял долго, пообедал бутербродами и вернулся к вечеру. Времени до моей охоты на Эви оставалось немного, и я его употребил на то, чтобы выставить в самом выгодном свете свои скромные исходные данные. Я не мог соответствовать профилю Роберта, лишним семи сантиметрам роста и мопеду. Но я мог удалить всякий намек на щетину с уже выбритых утром щек и посоперничать с ароматом Эви посредством брильянтина. Я не пытался себя обманывать относительно своей внешности, но я слышал, что девушкам на нашу внешность плевать. Мне очень хотелось бы на это надеяться, потому что, осмотрев в зеркале свое лицо, я пришел к печальному выводу, что оно не из тех, в какие лично я бы влюбился. В нем абсолютно не было тонкости. Я попробовал победно улыбнуться и в результате перекосился от омерзения. – Сколько сегодня молочка, мэм? Спасибочки, мэм, да, мэм, нет, мэм, спасибочки, мэм, здрасте, мэм. Я сам себе показал язык, – Ето йя-а-а! Сомнений не было. Мне оставалось быть хитрым, уклончивым, дипломатичным – одним словом, умным. Иначе я мог завоевать девушку только с помощью дубинки. Эви – девушка, да еще какая! Как она меня яростно отшвырнула на три метра, как ловко отстраняла мои жадные лапанья, как нежно, робко отводила мои руки. Сомнительно даже, что и дубинка бы помогла. Но, с другой стороны, канувшая на дно пара брюк не допускала разночтений. Эви была доступна. – Ето йя-а-а! Она прошла по южной стороне Площади, на сей раз не глянув на наш дом, и, наученный горьким опытом, я решил немного повременить. Она уже сидела на парапетном камне моста, когда я к ней поднялся. Я не знал, с чего начать, не выработал никакой блестящей стратегии. Думал было изобразить интерес к птицам в надежде, что она согласится вместе со мной наблюдать, как наши меньшие братья клюют червячков или что там еще они делают. Но я не умел отличить сову от жаворонка и не знал, как про них говорить. Собирать полевые цветы, разыскивать следы древних развалин, выкапывать редкие минералы? Нет! Я ничего не мог придумать. И если она, как стяг, поднимет родительский запрет, мне придется толочься на мосту или на невозможном пути от него к Бакалейному тупику. Тем не менее, мелко приплясывая, я прошелся перед ней и встал, держа за оба конца поперек живота свою трость. – Привет, Эви! Эви склонила голову к плечу и улыбнулась: – Долго ты. – Занят был. – Занят? Ты! Подтекст меня оскорбил. – Я в себя прихожу. Я очень много работал. – Пианино – это работа, по-твоему? – Нет, конечно. Она ничего не сказала, только все улыбалась. Я туманно гадал о том, что такое пианино; но пока я гадал, Эви начала мурлыкать. Ноты схлестнули меня, как всегда схлестывали ноты, я стал рыться в памяти. – Доуленд [7] ! Эви громко расхохоталась, еще похорошела и рассиялась вся. Она пела: – Мою овечку Веди на речку, Потом на луг, потом на луг, Потом на луг! – Да у тебя же отличный голос! Тебе бы... – Ходила на уроки, ходила. – К мисс Долиш? К Пружинке? – Ла-ла-ла-ла-ла-ла! И мы вместе хохотали в газовом свете, вспоминая нашу мрачную училку и нудные уроки. – Ла-ла-ла-ла-ла-ла! – Пела бы ты почаще! – И не Доуленда, а другого кого, да, мистер Умник? – Тебе бы дальше учиться, Эви. – А я чего? Я ничего. Вот играл бы кто для меня... – У тебя нет пианино? Она тряхнула головой. Я посмотрел мимо этой головы, на реку, но вместо реки в глазах щелкнула моментальная фотография Бакалейного тупика. Дом сержанта Бабакумба стоял против дома капитана Уилмота – оба на порядок приличней прочих. За ними, неуклонно становясь все приземистей и невзрачней, все грязнея, ветшая, дома сбегали к развалинам мельницы. На дороге дрались и валялись в грязи ребятишки. Мальчики одевались в униформу Бедного Мальчика: отцовские подрубленные штаны, отцовская отставная рубашка. Все почти босиком. Я вдруг сообразил, что именно газеты называют трущобами. Если пианино нет у мистера Бабакумба, его, конечно, нет там ни у кого. – А капитан Уилмот? Как он? Снова она тряхнула головой. – У него граммофон и радио. Раньше, когда я еще маленькая была, звал, бывало, послушать. – Очень мило. – Лимонаду стакан, булочка. Музыка все классическая. У него и машинка пишущая есть. Мы помолчали. – Так что я не стала дальше петь учиться, – наконец сказала Эви. – А на машинке учиться так и так надо... Я понял. Печально кивнул. В самом деле, досадно. – Ты сегодня не играл, да, Олли? Я засмеялся и поднял свой пострадавший палец. Она схватила его белыми пальчиками, стала осматривать. И все повторилось с точностью репринта – смешки, хохот, превращение из дичи в ловца, рывок с моста вниз, в темноту, полупораженье лицом к лицу, да, нет, не надо, да, нельзя, поцелуи, борьба, запах, три сливы, мерцание кожи, трясучка... – Я тебе не нравлюсь? – Ну почему... нет, Олли, не надо... – Ох, ну, Эви, Эви... – Не надо – это нехорошо! Я без нее знал и был совершенно согласен, что это нехорошо; знал и то, что для меня лично быть хорошим сейчас – не главная цель. – Пусти, Олли, а ну пусти! Снова меня отбросили на три метра. На сей раз я одной ногой угодил в реку. А когда выкарабкался, Эви смотрела в небо. |