Книга Чернила под кожей, страница 29 – Марина Комарова

Ладно, поцелуй как раз был каким угодно, только не дурацким. От дурацких не перехватывает дыхание, не идет голова кругом и… не хочется думать о продолжении – чтобы можно было, наплевав на приличия, целовать этого мужчину еще и еще.

К щекам приливает жар. Я гоню прочь неприличные мысли и странное щекочущее чувство, дающее понять, что Макс Янг не такое уж чудовище, каким мне хочется его видеть. Видный мужик, при этом не только на фотках в соцсетях, но и просто…

– Это случайно не ваше? – звучит рядом приятный голос, и я невольно вздрагиваю, выплывая из омута своих мыслей.

Поднимаю голову и встречаюсь с внимательным взглядом серых глаз. Молодой симпатичный блондин что-то протягивает мне на ладони.

Через пару секунд соображаю, что это бронзовая собачка с зелеными глазами-кристаллами. Брелок, который я цепляю на сумку. Аленка подарила его мне на день рождения, да с таким важным видом, будто преподнесла весь золотой фонд страны.

Хотя чего уж там… Собачка-брелок была куплена сестрой, которой на тот момент исполнилось десять лет. Она умудрилась напроситься на подработку к соседке помогать раздавать рекламные листовки и в итоге получила первый гонорар.

«Это Шерри. Она тебе будет приносить удачу», – гордо сообщила сестра.

Уж не знаю, есть ли что-то волшебное в собачонке с зелеными глазами, но брелок я ношу много лет. И как ни странно, за долгие годы он практически не поцарапался и не примялся.

А сейчас, если бы не этот юноша, Шерри исчезла бы в суматохе ночных улиц.

– Спасибо большое, – улыбаюсь я, забирая брелок.

Ненароком успеваю прикоснуться к его руке и ощущаю, что пальцы ледяные.

Хм. Симпатичный мальчик, наверное, ровесник Аленки. Может быть, немного младше, но явно студент. На щеке шрам, кожа бледная. Смотрит на меня так внимательно, даже немного задумчиво.

– Он далеко был? – срывается с моих губ вопрос, и я сама этому удивляюсь. Будто мне и правда интересно, где я могла посеять Шерри.

Он озадаченно моргает, словно уже успел о чем-то задуматься, а потом улыбается.

– Да нет, возле двери кондитерской лежало, – он показывает на кафе за моей спиной. – Я случайно заметил, как от сумки отскочило. Подумал, что не ваше, но потом все же подошел.

Кажется, он хочет спросить что-то еще. Однако не решается. И это странно. Ибо есть в его взгляде нечто вроде детской неуверенности и в то же время жуткой любознательности.

В этот момент я готова сама ухватить его за изящное запястье и спросить, что же ему хочется знать. Руки у него, кстати, красивые. Тут же возникает ассоциация, что такие должны быть у художника. Ну или дизайнера, на крайний случай – фотографа.

До этого все мое внимание было нацелено на левую руку, а теперь замечаю – правая у него забинтована. Хм, и прилично так забинтована. Перелом? Ушиб?

Я ничего не знаю об этом парне, но почему-то чувствую острую жалость. И тут же прогоняю ее. Нет ничего хуже непрошенного сочувствия. Потому снова смотрю в серые глаза, надеясь, что парень спросит сам. Но он молчит.

– Спасибо, – еще раз благодарю я, невольно сжимая брелок в кулаке.

– Всегда пожалуйста, – кивает он. – Пусть теперь не теряется. И хорошего вам вечера.

– Хорошего вечера, – тепло улыбаюсь я.

В этом парне есть что-то такое, что сразу к нему располагает. И я даже немного жалею, когда он отходит от скамейки. Сейчас не хватает чего-то теплого и светлого, своеобразного и милого. Пусть даже это будет потерянный брелок и разговор с незнакомым юношей.

Положа руку на сердце, надо встать и идти домой. Нечего торчать допоздна на улице. Пусть здесь довольно людно, но все равно. Сам о себе не позаботишься – никто не позаботится.

Вспоминаю про хлеб, мысленно ругаю неразумную Аленушку без братца Иванушки, но потом решаю, что от мучного фигуре такой же вред, как и от сладкого. Поэтому можно пережить вечерок без хлеба.

Воодушевленная своим решением и мечтами об идеальной талии (которой у меня нет, и не сказать, что я стремлюсь ее иметь), сунула Шерри в сумку и зашагала по улице.

Прогуляюсь еще до следующей остановки. Там как раз выходит много народу, можно будет спокойно сесть.

Конечно, могла бы и пешком дойти, но уже гудят ноги.

Пока я иду, в голову приходит мысль, что не стоит вести себя как последняя… нет, дурная стерва. Надо написать Максу. И извиниться. Возможно, ему эти извинения не упали, но мне станет легче.

Да, кстати. Если у вас есть чистосердечный порыв – следуйте ему. Окружающим может быть наплевать, а с самим собой надо быть в ладу до конца жизни.

Поэтому временами стоит заботиться о своем душевном равновесии, чтобы оно не ломало жизни тем, кто с вами рядом.

Я останавливаюсь и раздумываю: сократить путь через сквер или же идти прямо до площади? В сквере прохладнее, да и может быть какое-то мероприятие. А на улице полно разгулявшейся молодежи.

Жду, пока загорится зеленый свет, и перехожу на противоположную улицу. Мои предположения верны: совсем недалеко установлена сцена, выступают рок-группы. Толпа в коже и джинсе окружила ее, внимая музыкантам.

Я с любопытством посматриваю на выступающих и их поклонников, пока прохожу мимо. А потом решаю, что лучше проскочить по боковой улочке, чтобы не попасть случайно в скопление людей. Пусть никто не настроен агрессивно, но если вы оказались среди металла и шипов, пусть даже это всего лишь украшения, – пеняйте на себя.

Насвистывая, шагаю вперед и вдруг возле фонаря замечаю странные очертания. На мгновение замираю. Что это? Или… кто?

До меня доходит, что это лежащий ничком человек. Холодный белый свет касается платиновых волос невидимыми пальцами и тонет на темной ткани одежды.

Перебинтованная рука кажется особо яркой на черной земле.

Сердце подскакивает к горлу, меня накрывает волна паники, и в голове лишь по-куриному безмозглое: «Боже, что же делать?» Свет неверный, можно ошибиться, но в то же время я на сто процентов уверена – передо мной лежит тот самый мальчик, нашедший брелок.

Я делаю глубокий вдох, присаживаюсь рядом. Волосы парня слиплись от крови. Ударили? Сам упал?

Он дышит. Пульс прощупывается.

Отгоняю панику. Потом, все потом. Сейчас нужен трезвый подход. Быстро нахожу телефон и набираю скорую. Речь получается путаной, не слишком убедительной, но на том конце меня прекрасно понимают. Возможно, я говорю не так уж и несвязно, просто слова как-то не стыкуются друг с дружкой.

Да, нашла в сквере. Да, ранен. Больше ничего определить не получается.

– Ждите, – отрывисто бросают мне, и в ухо летят короткие гудки.

Возле меня начинают собираться люди. Кто-то качает головой, кто-то охает. Задают какие-то вопросы, однако я ничего не могу ответить.