Онлайн книга «Дочь воздуха»
|
Будто древний миф, Спит огонь, разгоняя тьму, Душный морок зла. Спи и ты, глядя на игру Языков костра. Твой усталость угасит взор, Будто ночь искру. И погладит, оставив спор, Лапкой по виску Собеседник извечный наш: Тень земных страстей. Воздух душен, и воздух вла- Жен, и нет вестей До утра, что могли бы сон Потревожить твой. Чуть поскрипывает крыльцо, Дремлет век хромой. Маг ненадолго умолк, и в воздухе плыли нежные переборы струн. Ветра не доносили до меня ни единого звука, кроме этой музыки: спал лес, спали птицы, спали звери и даже ночные бабочки уснули, сложив тусклые крылышки. Умолкли кузнечики, до того стрекотавшие в траве, и меня саму клонило в сон так, что я едва могла разомкнуть тяжёлые веки. А потом Рейнеке запел снова, и сон слетел с меня как подхваченная ветром листва. Чёрный волшебник пел о том, что сильфам всего дороже — о свободе и странствиях. Бесконечных странствиях по свету. Я же ветром покину дом До игры зарниц. И дорогой, и колесом Из скрипучих спиц Обернусь посреди грозы, В ливня серебре. Стану листьями, что рассы- Паны по земле. Шаг неслышен и голос тих, Только скор исход. И в объятиях золотых От любых невзгод Перезвоном истаю струн, Песнею скворца. Пока крепок твой сон и юн, Ухожу с крыльца 2. Круг вспыхнул и погас: разрушились чары. Я всхлипнула, и маг повернулся ко мне. — Лика? — удивился он. Голос Рейнеке был как будто чужой, словно это он проснулся ото сна, а не погрузил в него всех эльфов в округе. — Ты плачешь? — Н-н-нет, сын земли, — выдавила я. — Не плачу… Но ты… Я никогда не видела такого волшебства, такой музыки… — Музыку нужно слушать, а не смотреть, — серьёзно возразил смертный. Аккуратно убрал гитару в мешок и, поднявшись, протянул мне руку. — Идём, Лика, эльфы скоро проснутся. Я чувствую, как рвутся узы. — Иди, — отозвалась я, не двигаясь с места. — А ты? — не понял смертный. — Решила остаться? Эльфов подождать? Глупая! — Зачем я тебе, сын земли? — настороженно спросила я. — Не знаю, — откровенно усмехнулся Рейнеке. — Но если ты не пойдёшь со мной, я унесу тебя силой. Ну? — Уговорил, сын земли, — засмеялась я и поднялась на ноги. Если бы он попробовал только пальцем меня тронуть против моей воли, ветра разбудили бы добрый народ, и человека расстреляли из луков, но говорить об этом не хотелось. — Идём, эльфы и в самом деле скоро проснутся. Глава четвёртая. Русалки
— Зачем ты меня с собой позвал? — спросила я, когда мы вернулись на перекрёсток пяти дорог и свернули на среднюю из них. — Я тебя ещё не разгадал, — спокойно ответил маг. — А ты хотела остаться? Неужели эльфы не наказали бы тебя за твоё участие в моём побеге? Я грустно улыбнулась. Волшебник слишком многого не понимал в добром народе… и у меня не было особого желания ему всё разжёвывать. Поэтому я сказала коротко: — Эльфы не сердятся, когда человек поступает так, как для него лучше всего. Добрый народец не мстит, а только воздаёт по заслугам. — И как они оценят мои чары? — ухмыльнулся смертный. — Как величайший подарок, — удивилась вопросу я. — Разве ты сам не видел? Они были прекрасны! — Вот как, — потянул Рейнеке. — А если я бы создал злые чары? — Разве злые чары бывают прекрасными? — вопросом ответила я. — Ты неверно о них судишь, напрасно приписываешь красоту — или злобу. — Чудно ты всё-таки говоришь, — буркнул маг. — Теперь я и сам вижу, насколько ты не человек. — А я никогда и не говорила, будто я дочь земли, — подтвердила я. — Ты дочь воздуха? — спросил волшебник и, остановившись, повернулся ко мне. — Сильф? Я молча склонила голову. Вот потому-то нам и не советуют беседовать с людьми о чём-то, кроме прямых сделок. Наша чуждость кричит о себе во весь голос, и достаточно нескольких фраз и немного внимательности… — Вот почему… — проговорил волшебник и коснулся пряди моих волос. — Ты хочешь вернуться в воздух? — Хочу, — подтвердила я. — Но смертный не может мне помочь, на это способны только эльфы. Они качнут весы судьбы, и я смогу снова стать собой, отбросив это уродливое тяжёлое тело. — Уродливое?! — возмутился Рейнеке. — Тяжёлое?! Девочка, ты знаешь, что легка как пушинка и прекрасна как солнечный день? Неужели у тебя нет глаз, чтобы увидеть собственную красоту? — Спасибо за твою лесть, сын земли, — засмеялась я. — Но это слова смертного, не сильфа. Вот если бы ты мог увидеть меня прежде… Воздушная, прозрачная, я летала, обгоняя ветер, и по воздуху плыли мои волосы — белые, как самое чистое в мире облако, а когда я их расчёсывала, поднимался ураган… Вот было время! А сейчас?! — А сейчас ты человек, — мягко заметил Рейнеке. — Может, для сильфа ты и тяжеловата, но, поверь мне, ты и сейчас кажешься легче пушинки. Я мог бы нести тебя весь день на руках и даже не запыхаться. — Будь я сильфом, ты не смог бы даже обнять меня — я просочилась бы между пальцев, выскользнула бы из сомкнутых рук, — возразила я. — Ты хочешь, чтобы я радовался этому? — уточнил смертный, и я засмеялась. — Учти, я не игрушка для людей, Рейнеке-маг. И не букашка, которую ты будешь рассматривать сквозь увеличивающие стёкла, чтобы понять, как я устроена. — Учту… дочь ветра. Но ты ведь не откажешься ответить на мои вопросы? — Не откажусь выслушать — это честнее, — уточнила я. — Спрашивай, сын земли, до сих пор ты всегда задавал нужные вопросы, на которые я ответила бы даже перед лицом смерти. — До этого дело, надеюсь, не дойдёт, — пробормотал человек, поправляя гитару. — Лика, скажи, как эльфы вернули тебя в воздух в прошлый раз? Что они сделали такого, чего человек не может повторить? Воспоминания заставили меня поёжиться, как будто ветра внезапно сделались злыми. — Они… не знаю, как это объяснить. Эльфы взяли весы моей судьбы и положили на одну из чаш мою клятву. Другая взлетела вверх, и мне сказали, что я могу подняться в воздух и остаться там, если выполню обещание. Они не сказали, что, став сильфом, я сделаюсь ещё беспечнее прежнего, и что день ото дня моя клятва будет становиться всё более легковесной, пока весы не качнутся обратно, и я не вернусь в смертный облик. Видишь ли, Рейнеке, сильфы — это магия, разлитая в воздухе, а вы, люди, берёте слишком много волшебства взаймы из окружающего мира и не умеете возвращать. Вот мы и теряем свою природу, и падаем на землю… И должны долго, очень долго возвращать утраченное. А я не захотела ждать. И была наказана. |