Онлайн книга «Парижское эхо»
|
– Твоему издателю понравился де Мюссе? – Они отреагировали вежливо, но боюсь, в итоге напечатают только пару сотен экземпляров. – На днях я наконец дочитала «Декабрьскую ночь». – Не прошло и… – Что поделать? Я очень медленно читаю, Джулиан. – Тебе понравилось? – Да. Хотя французская поэзия периода романтизма всегда казалась мне немного… – Легкомысленной? – Да. Мне очень понравилась концовка. Неожиданная. – И такая грустная. «Ami, je suis la solitude». Но по-моему, он заслужил право на грусть. Рифмы просто замечательные. – Согласна. Так чем в итоге оказалась его аутоскопия? Художественным приемом? Или? – Никто толком не знает. Это вполне реальное явление, хотя и редкое. Скорее всего это расстройство восприятия, когда твой мозг не поспевает за реальностью. Кратковременная рассинхронизация вроде той, что случается при дежавю. Ты чувствуешь, как на мгновение теряешь связь с миром, а потом, точно по щелчку, возвращаешься обратно. – Что ж, полагаю, каждый из нас нечаянно ловил собственное отражение в зеркале или витрине магазина. Или, бывает, уйдешь с головой в какую-нибудь книгу и вдруг опомнишься, потому что у тебя занемела нога. – Да. Ты заново себя придумываешь. Переосмысляешь. Вот эти повторяющиеся моменты чистого самосознания, которые мы к тому же включаем по желанию, – они и есть ключ к человеческим талантам. – Джулиан рассмеялся. – Помню, как в свою первую ночь в одной римской гостинице пошел в ванную и решил, что там засел какой-то преступник. Я уже приготовился к драке, как вдруг вспомнил, что на стене висит зеркало. – Полагаю, незваный гость тоже был пьян? – Скорее напуган, чем пьян. В любом случае, если верить ученым, у некоторых людей через аутоскопию проявляются более серьезные заболевания. – Но де Мюссе – не тот случай? – Отнюдь. Думаю, ему нравилось это состояние, а потом он просто немного преувеличивал – в поэтических целях. Однако с нашим мозгом всегда так: никто ничего не знает наверняка. После кофе Джулиан сказал: – Хочешь, выпьем фин-а-л’о у меня дома? Как в старые добрые времена? – Хочу. С удовольствием. На улице мы поймали такси. Усевшись с Джулианом на заднее сиденье, я вновь почувствовала некоторую неловкость. Когда водитель повернул на бульвар Капуцинок, я прошептала: – Если хочешь, теперь уже можно положить руку на мое колено. – Ты уверена? – Ш-ш-ш. Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Джулиан провел ладонью от моего колена до бедра. – У тебя такая приятная кожа, – прошептал он. – Божечки, – ответила я, заглянув в его глаза. Когда мы поднялись в квартиру над эльзасской пивной, Джулиан стал готовить напитки. Мы уже собирались устроиться между стопками книг в охряном свете ламп, как вдруг он схватил мое запястье и сказал: – Подожди! Прежде чем ты сядешь, у меня есть к тебе предложение. – Какое? – Пойдем со мной. Он отвел меня в коридор. – Итак. Направо спальня. Ванная чуть дальше. В конце коридора – кухня. Дело в том, что здесь есть еще одна комната, которая мне совершенно не нужна. Очень тихая, с видом на двор. По утрам там светит солнце. Ты могла бы работать за этим столом. Мы бы поставили к тебе диван. Там в глубине есть даже крошечная душевая. – Джулиан, ты что, предлагаешь мне переехать? – Да. Но у женщины обязательно должна быть своя комната. – Что ж, если только мне не придется в ней спать. – Моя дорогая Ханна, спи где пожелаешь. Вернувшись в гостиную мы наконец сели на покрытый бархатом диван. – Мне нужно кое-что тебе сказать, – начала я. – Что? – Мне совсем не нравится фин-а-л’о. – Попробуй пить его без л’о. А я-то думал, что помогаю тебе воплотить в жизнь фантазию о Хемингуэе. – Я отказалась от нее десять лет назад. Как и от русского поэта. Может, выпьем вместо этого вина? – У меня есть бутылка. Приберегал ее для особого случая. Полчаса спустя я отстранилась от Джулиана и положила руку ему на грудь. – Мне нужно сказать тебе кое-что еще. – Слушаю. – Я не верю в счастливый конец. – Я тоже. – Счастливый конец бывает только в беллетристике, которую продают в аэропорту. Знаешь, такие книги, где в первой главе над героиней-крестьянкой жестоко издеваются все кому не лень, а шестьсот страниц спустя ее правнучка открывает универмаг на Парк-авеню. – Как правило, речь идет о целой сети универмагов, – заметил Джулиан. – Как бы то ни было, в последние сто лет счастливый конец считается чем-то очень… – Вульгарным? – Да. Поэтому мне он не нужен. – Ханна, не волнуйся. Ничего подобного я тебе не предлагаю. Во-первых, какой же это конец? Это лишь начало очередной главы. Интерлюдия, так сказать. До истечения срока аренды на эту квартиру осталось не так уж много времени. Ну а во-вторых, что касается счастья. Не могу ничего обещать. Но мне кажется, нам будет весело. Знаешь, пожалуй, я в этом даже уверен. – Почему? – Потому что я очень тебя люблю. Твою искренность, страсть, смелость. Я люблю, когда, разволновавшись, ты проводишь рукой по волосам. Звук твоего голоса. А еще – как ты одеваешься. Я люблю, как сильно ты переживаешь за судьбы людей, с которыми даже незнакома. Это вдохновляет. И поражает до глубины души. – Я сейчас расплачусь. – Мне трудно выразить словами, насколько я восхищаюсь всем, что ты сделала и во что веришь. Я восхищаюсь тобой. Правда. Ты даже не представляешь себе насколько. – А я-то думала, что просто умею тебя рассмешить. Поэтому ты меня и дразнил. – Боюсь, что дразнил я тебя, только чтобы выразить свою симпатию. – Когда же ты понял, что любишь меня? – Думаю, я всегда это знал. Но поначалу эти чувства затмевало влечение. – Надеюсь, оно еще с тобой. Влечение. – Конечно. Не волнуйся. Наверное, по-настоящему все изменилось в тот момент, когда я понял, что ты всегда будешь видеть во мне лишь помощника в исследованиях или дядюшку с сомнительной репутацией. Мне пришлось смириться с тем, что ты никогда не посмотришь на меня так, как смотрел на тебя я. И тогда я полюбил тебя не только за глаза и цвет волос. Знаешь, они у тебя одновременно и черные, и каштановые, но не отдельными прядями, а как бы вместе. Два цвета – вместе, как будто… |