Онлайн книга «Последствия»
|
– Куда они идут? – спросил Эд. – Это беженцы, возвращаются в город. Или люди, которых выгнали из дома, чтобы там поселились такие, как мы. – Мама говорит, что они живут в лагерях. – Так и есть. Но места для всех не хватает. Каждый месяц мы строим новый лагерь. Надо бы как-нибудь показать им, что представляет собой лагерь для перемещенных лиц. – Это такие лагеря, как в “Иллюстрированных новостях”? – Нет, не такие. – Но ведь они это заслужили, разве нет? За все, что сделали? Льюис едва сдержал раздражение. Перевел дыхание. Сыну лучше не знать. – Папа? Бредущие мимо люди думали только о самом насущном, о том, как выжить, как не умереть с голоду, о том, что, возможно, самое худшее еще впереди, но помочь им Льюис ничем не мог. Справедливость… – Да, Эд. Некоторые заслужили. – Конечно, заслужили, – сказала Рэйчел, впервые подав голос с того момента, как села в машину. Странная пара – приземистый работяга “остин” и изящный аристократ “мерседес” – прошуршала по гравийной дорожке. Стефан Люберт посмотрел на часы и спустился по лестнице, чтобы встретить новых жильцов. Поправив пиджак, он постарался придать себе вид, полный достоинства и одновременно смирения – комбинация маловероятная сама по себе, а уж для человека его темперамента тем более. Чуть в стороне стояли Хайке и Грета, готовые предложить британской семье свои услуги. Обе заметно нервничали и тихонько перешептывались. – Они не такие уродливые, как другие англичане. – Одеты хорошо. – Бедный хозяин, пытается бодриться. – А госпожа хорошенькая… – Но не такая, как наша. Грета хранила верность памяти своей хозяйки, но Клаудиа никогда не была хорошенькой. Красивой, элегантной, обаятельной – безусловно, но не хорошенькой. А вот фрау Морган, как верно подметила Хайке, именно что хорошенькая, и даже выражение ледяной неприязни не могло скрыть ее привлекательности. Темно-каштановые волосы, широко расставленные, чуточку миндалевидные глаза, маленький рот с пухлыми губами, изящная, но крепкая фигура, оливковая кожа. Откуда она? Наверняка не англичанка. Должно быть, ирландка. Или даже испанка. – Довольной она не выглядит. – Наверное, привыкла жить в замке. Полковник тепло поздоровался с Любертом за руку. – Фрида хотела вас встретить, но не очень хорошо себя чувствует. Надеюсь, вы извините ее. – Конечно. – Льюис оглянулся на Рэйчел: – Это моя жена, фрау Морган. Люберт протянул руку, но Рэйчел словно не заметила. – Здравствуйте. – Рука Люберта описала полукруг, указав на женщин, стоявших поодаль: – Моя прислуга. Хайке и Грета. Рихарда вы видели у ворот. Я рекомендую их вам. Хайке сделала глубокий реверанс, Грета обошлась сдержанным поклоном. Рэйчел пока не произнесла ни слова. Точно впала в ступор, пока они ехали через город. – И Эдмунд. – Льюис повернулся и окликнул сына. – Эд! Пока они разговаривали, Эд свернул на лужайку и теперь носился по ней, разведя руки, как самолет, и изображая рев мотора. Мальчик не понимает, что делает, подумал Люберт и, показывая, что он вовсе не против, рассмеялся. Рэйчел же заметно смутилась. – Эд! Прекрати! Подойди и поздоровайся. Она разговаривает, удивился Люберт. Эдмунд подбежал к ним. Хайке захихикала. – Привет. – Мальчик остановился перед Любертом. – Добро пожаловать в твой новый дом. Надеюсь, тебе здесь понравится. А ведь Льюис не преувеличивал, подумала Рэйчел, дом действительно чудесный. Он понял это, возможно даже толком не сознавая, в чем особенность дома, просто потому, что чувствовал себя неуютно в этом великолепии. Льюис был свободен и от социальных амбиций, и от материального интереса, которые были движущей силой для большинства его коллег, и бескорыстие мужа прежде очень нравилось Рэйчел, но сейчас эта черта раздражала ее безмерно. Во время устроенной герром Любертом экскурсии Рэйчел оказалась в сложном положении: с одной стороны, нужно показать немцу, что она понимает и ценит культуру, а с другой – каким-то образом обозначить свое недовольство нынешним положением дел. Переходя из комнаты в комнату, давая пояснения, герр Люберт лишь усиливал ее ощущение собственной чужеродности в этом доме. Что бы он ни говорил, она слышала только одно: “Вас здесь принимают, но дом принадлежит мне”. Когда они вышли на террасу с видом на реку, Рэйчел поняла, что с нее хватит. Люберт предложил осмотреть верхний этаж, но она ответила, что на сегодня достаточно, и сослалась на усталость после путешествия. На самом деле усталость давно отступила, вытесненная потрясением от увиденных картин разрухи, но у нее не осталось сил и дальше терпеть компанию этого вежливого и – может, ей так только показалось? – дерзкого немца, в совершенстве, с безошибочным произношением изъяснявшегося на английском. Рэйчел надеялась, что языковой барьер упростит общение и разделительные линии возникнут сами собой, но этот Люберт разрушил ее надежды, так что ей самой придется установить границы, четко и ясно. Зайдя вечером к сыну, Льюис застал его лежащим на полу. Эдмунд поставил кукольный домик посредине комнаты и уже кое-что поменял в нем: мебель перекочевала наверх, туда, где жила теперь немецкая семья, а куклы – каждая размером с палец – заняли соответствующие места. Две куклы обозначали Люберта с дочерью и три – самого Эдмунда, Льюиса и Рэйчел. – Пора спать, Эд. Эдмунд встал и послушно забрался на кровать. Льюис давно не укладывал сына и не очень хорошо представлял, как это делается. Что от него требуется? Почитать перед сном? Что-то сказать? Помолиться? В конце концов он просто подоткнул одеяло, укрыв и сына, и его тряпичного солдата, Катберта. Ему хотелось погладить сына по щеке, отвести закрывающую глаза челку, но он не решился и ограничился тем, что потрепал куклу. – Ну, как тебе здесь? – Дом такой большой. – Думаешь, тебе тут понравится? Эд кивнул. – А почему девочка не пришла поздороваться? – По-моему, она немного нездорова. Ты скоро с ней познакомишься. Может, вы даже будете играть вместе. – А это разрешено? – Конечно. Раз уж мы здесь живем… Эдмунд хотел сказать что-то еще, но отец погасил лампу: – Спокойной ночи, сынок. – Спокойной ночи, папа. Льюис вышел из комнаты, а Эдмунд подумал, что, может, и правильно сделал, не рассказав о встрече, случившейся час назад, когда он крадучись поднимался на верхний этаж, где жили Люберты. |