Онлайн книга «Семьдесят пять шагов к смерти»
|
Жаль, что не санаторий, что форма не соответствовала содержанию. — Вы уверены? — спросил Александр Петрович. — Не передумали? Можно еще всё это отменить. — Нет, — твердо ответил Игорь. — Я должен знать, что меня ждет! — Ну-ну, — Александр Петрович испытующе взглянул на Игоря. — Тогда прошу за мной. Вошли. Внутри было чистенько и опрятно. Но что-то было не так. Что-то витало в воздухе… Навстречу им вышла женщина в странном монашеском одеянии с чепчиком на голове. — Деньги выделил Европейский благотворительный фонд, — объяснил Александр Петрович, заметив недоуменный взгляд Игоря. — Так что здесь все на западный манер, и интерьеры и персонал. — Вы к кому? — вежливо спросила медсестра, сложив руки на груди. — Мы от Аркадия Ильича. Он договаривался. — Да, я в курсе. Прошу вас. — Повернулась, показала на лестницу, ведущую на второй этаж. — Вас проводят. Даша, помогите гостям. — Ступайте за мной… А дальше… На кровати, на чистенькой простыне, лежал изможденный, высохший человек, напоминавший мумию. Его рука беспрерывно вздрагивала, узкие пальцы судорожно теребили, комкали одеяло. В горле что-то клокотало. — Сегодня отойдет, — тихо сказала Даша. Склонилась над больным. И Игорь склонился. В лицо ему глянули пустые, уже мертвые глаза. Он уже был не здесь, был — там. Игорь отшатнулся. — Сестра! — крикнула Даша. — Смените больному памперсы. Памперсы? Да, памперсы! Будут памперсы… Сестра стала привычно ворочать безжизненное тело, стаскивать с него грязные, промокшие насквозь памперсы. А руки… руки больного всё так же судорожно мяли и комкали одеяло… — Пойдем дальше или… — Пойдем! В соседней палате лежали два человека. Один из них был недвижим, второй кричал. Беззвучно. И это было особенно страшно, лучше бы кричал в голос. Жилы на его шее вздувались, но из глотки выскакивали только какие-то хрипы. Но по губам, искусанным и искривленным, можно было понять, что он кричал. Он кричал только одно слово: — Больно! Бо-ольно! — Почему вы не даете ему морфий? — спросил Игорь. — Это же издевательство над человеком! — Наркотики ему уже не помогают, — ответила Даша. — Мы делаем всё, что возможно, но в его случае медикаменты бессильны. Наверное, больной что-то услышал или заметил, потому что чуть повернул голову, уставился в лица склонившихся над кроватью людей. Попытался протянуть к ним руку, но она бессильно упала… — Мне… больно, — довольно четко сказал он. — Боль-но! Мне очень больно!!! — Из его глаз, с неестественно расширенными зрачками, текли, капали слезы… — Идемте отсюда, — подтолкнул Игоря к двери Александр Петрович. В другой палате стоял тяжелый, не заглушаемый никакими спреями дух. Человек гнил заживо. Огромная, раздутая, «слоновья» рука лежала на приставленной к койке табуретке. По подстеленной простыне растекались какие-то пятна. — Метастазы, — коротко сказал Александр Петрович. Они зашли еще в несколько палат, и все, что они там увидели, отложилось в памяти как один бесконечный калейдоскоп страдающих, кричащих, «мертвых» лиц, тяжелых, бьющих в нос запахов, наполненных болью и мольбой глаз. Неужели и он так же будет кричать криком, ходить под себя? И все, в первую очередь Мария, будут видеть его таким — потерявшим человеческий облик. Еще не мертвый, но уже не живой. — А здесь пациент с вашим диагнозом, — предупредил Александр Петрович. Из-за двери доносились какие-то неясные крики и стоны. Зашли. Больной лежал на кровати. Был он… как все умирающие от рака люди. Был — никакой. Уже не человек, но еще и не труп. Он метался на простынях, испачканный с ног до головы… Потому что памперс с него съехал. — Ну сколько можно! — чуть не плача ворчала сестра, выдергивая из-под него грязную простыню… И было видно, что она измучилась выгребать из-под него, мыть, одевать, слушать его крики… Она просто устала… Как устанут все, кому придется находиться возле умирающего… И тем, кто будет подле него, тоже придется выгребать, выносить, обтирать и слушать… Слушать этот нескончаемый, жуткий, прощальный крик… — Довольно? — Еще в одну палату. В последней палате умирал ребенок — он закатывал глаза, хрипел, в уголках его рта пузырилась розовая пена. И хотя он умирал, лицо его было чистым и гладким, как у младенца. И этот контраст был ужасен… Подле него сидела женщина, наверное мать. Она даже не плакала, все слезы уже выплакала. Она держала ребенка за руку, а другой гладила его по ладошке. Всё гладила и гладила… И смотреть на нее было более страшно, чем на ее погибающего сына, потому что тот, наверное, уже ничего не чувствовал. А она… — Сестра, дайте нашатырь! — услышал Игорь. — Что? В нос ему ударил резкий, вышибающий слезу, запах. — Всё, Игорь. Довольно. К тяжелым я вас не поведу. Увольте! Хватит с вас. — А это были легкие? — удивился Игорь. — Обыкновенные. Потом они сидели в ординаторской. Куда вошел какой-то человек в белом халате, который говорил с иностранным акцентом. На его груди был прикреплен бейджик с фотографией и именем. Как в офисе… — Мы обеспечиваем умирающим необходимый уход, который не могут дать их родственники, — ровным голосом говорил он. — Умирание в домашних условиях не может быть правильным решением, ибо процесс смерти травматичен для психики окружающих людей, особенно для близких родственников и детей… Александр Петрович внимательно слушал доктора и часто кивал, исподволь косясь на Игоря. — К сожалению, в вашей стране запрещена эвтаназия. Во многих цивилизованных странах не допускают до таких ненужных мучений. Там больной может уйти по собственному решению раньше, чем начнутся боли, которые невозможно купировать медикаментами. — Разве это нормально — убивать людей? — спросил Игорь. — Но… Нет. Не убивать. Это есть их решение и их воля. Это в высшей степени гуманно, ибо избавляет больных от лишних мучений, а их близких от стресса, вызванного сопереживанием. Решившемуся на эвтаназию дают подписать документ и вводят лекарство, которое обеспечивает ему комфортный уход. Вернее, он сам нажимает специальную кнопку, которая приводит в действие механизм внутривенного вливания лекарства. После чего он просто засыпает. Это очень гуманная процедура… «А может, верно, так и надо, — подумал Игорь, вспомнив все то, что только что увидел. — Укол в вену и сон, переходящий в смерть. Без этих ужасных картин, без криков, без страданий близких». Вспомнил мать, гладившую руку умирающего ребенка. Что-то в этом есть точно гуманное. Для тех, кто умирает. Но еще более для близких… |