Онлайн книга «Улики против улик»
|
— Господь с вами! Мой муж не мог такое совершить. Я… ничего не знаю. Впрочем… я лично даже не выходила из комнаты… Это его дело! — Вот видите, у вашего мужа нет алиби. — Я ничего не знаю… Я здесь ни при чём… Что делал муж, я понятия не имею… Во всяком случае, я… — А у вас, между прочим, тоже с алиби… туговато. Так что нечего вину на других сваливать. — Мы… мы честные и уважаемые люди. — Да… я видел… Готовы были отречься от мужа. Честные люди, смотрите-ка! Убеждён, что и муж ваш точно так же поступил бы. — Значит, вы потешались надо мной, проверяли? Немудрено, все нам завидуют, потому что… живём как люди, квартира, машина… и не лезем в чужие дела… — Я продолжаю задавать вопросы. Итак, вы стояли у окна? — Да. — Вы видели кого-нибудь во дворе, кроме вашего мужа? — Фросю, уборщицу. — Вы не заметили — окно не открывалось и не выбрасывал ли кто-нибудь во двор свёрток? — Нет. — Можете идти. — Я признаю, что ошибалась… но… — Можете идти. Леру, судя по всему, отнюдь не позабавил вторичный допрос Ларисы Жаркович. А Бурову вообще не понравилась эта игра следователя. Что бы там ни было, а тот не имел права так вести себя. Следователь действовал субъективно, нервничал, шёл на поводу у своих пристрастий, явно хотел поставить допрашиваемую на место, припугнуть её, уличить. Видимо, слишком уж предвзятое мнение сложилось у него об этой чете. Третий допрос П.С. Рубцова — К вам есть несколько вопросов, Павел Сергеевич… Нам не всё ясно. — Я в вашем распоряжении. Так и знал, что вы опять меня вызовете. — Откуда знали? Почему вы решили, что я стану вас специально вызывать? — Расследование — дело тонкое, не одного дня. — Оставьте свою иронию. Мой тон и всё моё поведение по отношению к вам не дают вам права так говорить. — Да… конечно… я ценю ваши усилия… — У вас нет оснований до бесконечности подозревать окружающих и видеть в них только людей, желающих вам зла. Вам ведь тоже не нравится быть на подозрении. — Я попробую… Я бы сам хотел думать по-другому… — Итак, дайте точный ответ: вчера вечером вы разводили огонь в камине? — Нет. — И ничего не жгли? — Нет… ничего… Даже не подходил к камину… — Вам известно что-нибудь о деле номер 101? — Нет, ничего. — В котором часу вы сегодня встали? — Я уже говорил… незадолго до прихода сестры-хозяйки с известием о смерти Ларичева. — А до этого вы не покидали комнаты? — Нет. — И во двор не выходили? — Я ж говорю, что не покидал комнаты. — Вы подходили к окну, к балкону? Может быть, вы видели, как кто-то выбрасывал во двор какой-нибудь свёрток? — Нет… То есть вы пришли к выводу, что речь идёт об убийстве. — Человек, который был одним из ваших друзей… — Моим единственным настоящим другом. — …единственным вашим другом, умер из-за того, что принял препарат, который категорически не должен быть принимать. Это могло быть ошибкой, трагической случайностью, но точно так же могло статься, что препарат был подложен ему кем-то, кто был в этом заинтересован. — А почему обязательно нужно такое предполагать? — Необязательно, конечно, но наш долг проработать и эту гипотезу. Так вот, не знаете ли вы кого-либо, кто мог бы иметь такой интерес… — Нет… никого такого я не знаю… И потом… я… это был мой единственный друг… Я бы никогда не смог… — Вас никто не обвиняет. Почему же вы остановились? — Всё, что я вам говорю, не может представлять для вас интереса… Вам нужны доказательства, улики. — Доказательства нужны не только, чтобы обвинять, но и чтобы защищать. И потом, вещественные доказательства помогают нам устранить субъективное начало при вынесении обвинения. — Когда меня обвинили и осудили в прошлый раз, доказательства говорили против меня. — Увы, так бывает. Но это значит, что нужно не складывать оружие, а, наоборот, продолжать смело бороться за то, чтобы восторжествовала истина. В таких случаях недоверие к людям, предвзятость, замалчивание правды могут иметь печальные последствия. — Я это испытал на собственном горьком опыте. — Что ж… Это прискорбно… Но не исключено, что в этом была какая-то доля и вашей вины. — Моей вины? Выходит, я с рождения повинен во всём, что бы ни случилось вокруг… — Господин Рубцов, давайте говорить начистоту. Вы увязаете всё глубже из-за страха перед уликами. Так дайте же нам возможность правильно истолковать существующие улики. — Не вижу, чем могу вам помочь. — Улики против вас и на этот раз. Вы утверждаете, что не разжигали огня, а на самом деле разжигали. В камине найдены металлические части сгоревшей папки и недогоревшая бумажка. На портфеле Ларичева — отпечатки ваших пальцев. Думаю, что и приезд ревизора сюда имеет к вам непосредственное отношение: вот-вот из главка должен поступить ответ на наш запрос. Потом вдруг этот свёрток… Увидев стакан на моём столе, вы заволновались… Нет, нет, отвечать пока не обязательно… Другая половина газеты, в которую был обёрнут стакан, обнаружена в вашей комнате. Убеждён, что и на ней будут отпечатки ваших пальцев. Всё ваше поведение, Рубцов, подозрительность, недоверие могут сослужить вам плохую службу. — Гражданин следователь… Я… мне хотелось бы… — Смелее! Говорите прямо. Чего вы боитесь? — Мне страшно… я опять попал в… — В?.. — Нет, это уже не имеет смысла… Я ничего не могу вам сказать. — Подумайте хорошенько, господин Рубцов. Я понимаю, что вы попали в переплёт… Ради себя в первую очередь, ради своей семьи, а потом и ради общества вы обязаны помочь мне распутать этот узел. — Ладно… дайте мне собраться с мыслями. Буров остановил плёнку и первым нарушил молчание: — Похоже, ваш отчим был одержим навязчивой идеей, что его обвинят в убийстве. На этом сосредоточено всё его внимание. Все ответы. Он небось даже предпринял уже что-нибудь в этом направлении. — Что вы имеете в виду? — Опасаясь, что его обвинят… он, предположим, взял бумаги Ларичева и сжёг их… Вот вам и остатки пепла в камине… Но для этого надо было знать наверняка, что в бумагах. — Увы, он знал это наверняка, — прервала его Лера, вынимая из папки следующий документ. |