Книга Тайны моей сестры, страница 30 – Нуала Эллвуд

– Я бы хотела поехать в Рекалвер, – отвечаю я, удерживая на нем взгляд.

– На пляж или к башням?

– И туда, и туда.

– Хорошо, ловлю на слове, – говорит Пол. – Сто лет там не был. Мой отец почему-то любил эти башни, но он был больно уж впечатлительный. В них ведь обитают привидения, да?

– Говорят, что да, – сонно отвечаю я.

Глотнув еще вина, я закрываю глаза. Как же я устала.

– Рекалвер так Рекалвер, – приглушенным голосом говорит Пол. – Устроим пикник. Кейт? Ты спишь?

Он слегка толкает меня локтем, и я открываю глаза.

– Который час? – кряхчу я, вытягивая перед собой затекшие ноги.

– Почти полночь, – отвечаю Пол.

– Извини, – говорю я, приподнимаясь с дивана. – Мне, наверное, пора отдыхать.

– Точно пора, – отвечает Пол, вставая. – Так какой у нас план?

– Какой еще план? – спрашиваю я, ковыляя к двери. У меня в голове странное чувство, и я думаю, не заболеваю ли я. Когда я в последний раз пила снотворное?

– Рекалвер, – отвечает Пол, идя за мной. – В эти выходные.

– Ой, даже не знаю, – говорю я, жалея, что вообще заговорила об этом чертовом месте. – Некоторые вещи лучше оставить в прошлом.

– Да ладно тебе. Будет весело. – Он возится с молнией на куртке. – Всего на пару часов. Нам обоим это пойдет на пользу.

Я смотрю на него и думаю, что ему свежий воздух, возможно, даже нужнее, чем мне. В семействе Шевереллов эти выходные явно не самые веселые. Ему нужен перерыв.

– Ладно, – говорю я, открывая дверь. – Договорились. А теперь проваливай и дай мне выспаться.

Он смеется, а затем притягивает меня к себе и крепко обнимает.

– Спасибо, Кейт, – шепчет он мне на ухо.

– Доброй ночи, Пол, – говорю я, когда мы отрываемся друг от друга. – Езжай осторожно. Выпил-то ты немало.

– Все будет хорошо, – говорит он, выходя на улицу. – Тут недалеко. А-а, позвоню завтра агенту по недвижимости, спрошу, знает ли он что-нибудь о соседях. А ты отдохни хорошенько, договорились?

– Постараюсь! – кричу я, наблюдая, как он идет к машине. – Я постараюсь.

Закрыв дверь, возвращаюсь на кухню. На столе до сих пор стоят грязные тарелки. Я беру их и кладу в раковину. Помою завтра, говорю я себе, капая на тарелки немного жидкости для мытья посуды и заливая их горячей водой. От вина мысли спутались, и мне так сильно хочется спать, что я сомневаюсь, нужно ли сегодня снотворное. Но лучше не рисковать. Я выщелкиваю из упаковки две таблетки и запиваю водой. Уже собираясь выходить из кухни, я замечаю лежащую на столе газету. Растерянно ее разворачиваю, о чем моментально жалею.

Каждое слово вонзается в меня, словно нож. Она добилась своего, эта ведьма все-таки добилась своего. После долгих месяцев попыток мне насолить она получила-таки важное задание. Я смотрю на фотографии к статье. На одной из них Хэдли стоит с маленьким ребенком на руках и самодовольно улыбается в камеру. Я замечаю, что она уложила волосы и ярко накрасилась. Ребенку у нее на руках явно не по себе. Типичный постановочный снимок. Боже, женщина, ты вообще-то журналист. Я читаю первые несколько строчек ее репортажа, не веря ни единому слову. «Я настолько зла, что едва могу говорить», – блеет она во втором абзаце. Перевернув страницу, я вижу в конце репортажа ссылку на ее Твиттер. «Чтобы оставаться в курсе последних событий, подписывайтесь на Рэйчел в Твиттере @rachely88».

Помню, Гарри умолял меня завести аккаунт на Твиттере, чтобы читатели могли на меня подписаться, на что я ему в недвусмысленных выражениях ответила, что не занимаюсь соцсетями, а читателям хватит моих репортажей в газете. Господи, каким образом, спрашивается, я должна обновлять страницу в соцсетях, сидя в уничтоженном бомбежкой городе без водопровода, не говоря уже про чертов вай-фай?

– Чушь собачья! – вскрикиваю я, разрывая газету, а вместе с ней и бледное лицо Хэдли в клочья. – До последнего слова.

Мне нужно срочно возвращаться. Надо поговорить с Гарри, сказать, что я оправилась после Алеппо и могу вернуться к работе.

Сердце колотится так быстро, что кажется, у меня вот-вот снова начнется паническая атака. Все еще прокручивая в голове прочитанное, я сажусь в кресло и пытаюсь успокоиться. И затем вижу ее – полную бутылку красного вина, стоящую на полке в кухонном шкафу. Вот Пол молодчина. Я встаю и, подняв пустой бокал, беру бутылку и иду с ней в спальню.

18

В кровавом дожде я перелезаю через чьи-то тела. Откуда они тут взялись? Пару минут назад здесь стояла тишина, нарушаемая лишь мерным гудением холодильников и тиканьем часов.

У меня над головой гремят взрывы, и после каждого на волосы, одежду и кожу льется кровь, а с неба падают части тел, словно куски мяса, летящие в логово льва. Его нигде не видно, хотя я знаю, что он где-то здесь – сжимает в руках альбом с вырезками и ждет меня, чтобы показать свою любимую картинку. Нужно отыскать его, прежде чем он задохнется под весом тел.

Поэтому я ускоряюсь, расталкивая трупы и пытаясь к нему пробраться.

– Кейт.

Туда. Я слышу его голос, едва различимый в грохоте взрывов вокруг. Но как мне его найти в этом месиве из частей тел? Я вытираю лицо рукой, и в ноздри ударяет запах разложения.

– Кейт.

Я уже близко, я чувствую, что он где-то рядом, но знаю – времени у меня в обрез. Под жужжание холодильников я рою все глубже и глубже. Затем слышу стон и понимаю, что уже близко.

– Я иду, Нидаль, – говорю я в темноту. – Не двигайся, я почти тебя нашла.

Я копаю все глубже, когда, наконец, вижу его темные волосы и лицо – радостное и напуганное одновременно.

– Я тебя вижу, Нидаль. Я тебя вижу. Теперь держи мою руку.

Я чувствую, как он крепко хватает мою руку.

– А теперь тянись, тянись изо всех сил! – кричу я, но мой голос заглушает взрыв, и на нас льется красный дождь.

– Кейт.

Его голос становится громче, хотя я знаю, что это невозможно: он глубоко под землей.

– Кейт.

Дверь магазина распахивается, и на пороге появляется военный, весь в крови, поте и экскрементах, а в руках у него мертвое тело, из которого блестящими нитями свисают кишки.

– Это ищешь? – рявкает военный, после чего подходит ко мне, лежащей лицом вниз, и бросает труп на землю; падая, он обдает меня брызгами темно-красной крови.

– Кейт.

Закрыв глаза руками от тлетворной жидкости, я сворачиваюсь в крошечный комок, и голос постепенно затихает.

– Нет! – кричу я. – Нет, нет, нет.