
Онлайн книга «Тёмный дар»
Тело Питера Смита судорожно дёрнулось. – Остановись! – закричала мама. Но кто бы её услышал? Голос Эбби превратился в торнадо, в ураган, в оглушительный рёв. Окна дома Смитов вылетели наружу, через всю крышу зазмеилась трещина. Пальцы Питера принялись подёргиваться в каком-то неестественном, рваном ритме. Тут глаз птицы полыхнул, и окружавшие Кару образы принялись меняться. – Постой! Погоди! – воскликнула она. Теперь она видела только цветные сполохи, хаотично мечущиеся по стенам, но всё ещё слышала вопли тёти Эбби: «Что это? Что это? Я повелеваю тебе отпустить… Я… повелеваю… Хелена! Хелена, помоги мне! Помоги-ите!!!» Кара ещё никогда в жизни не слышала такого ужаса в чьём-то голосе. А потом перед ней предстала спальня, увиденная с ветки перед распахнутым окном, растянувшаяся по стене Колодца. На пол был брошен тюфяк, на тюфяке лежала мать Кары, неподвижно, не мигая, с бледным, как мел, лицом. Из перевёрнутой миски капала вода на груду рваных, окровавленных простыней. Где-то плакал младенец. «Это Тафф! Мама только что родила!» Где-то на другом конце дома загремели сердитые голоса: – Фен-де Стоун сказал, никому нельзя… – Пропустите меня! Ну! Послышался шум борьбы, потом папа открыл дверь. На руках он держал крохотный свёрток. – Дай, пожалуйста! – попросила мама, и папа бережно вручил ей спящего младенца. Она пристроила малютку к себе на грудь и сжала малюсенькую ручонку. – Мне его даже подержать не дали… Мой маленький Тафф… – Тафф? – Это имя имеет особое значение на языке моего народа. Может быть, когда-нибудь он об этом узнает… Она вцепилась в папину руку. – Констанс принесла меня сюда и сама, в одиночку, приняла ребёнка! Она спасла жизнь нашему сыну! Смотри, не забудь ей рассказать, как я ей признательна. И скажи, я прошу прощения, что не сумела вылечить ей лицо. – Ничего, сама ещё скажешь. – Эбби я спасти не смогла. Она слишком далеко зашла. Как я могла допустить такое! И не говори, что я не виновата, Уилл. Ведь это мне захотелось поделиться своим искусством… – Ничего, я поговорю с фен-де Стоуном, объясню, что случилось, и он тогда… Мама отвела глаза от младенца. Взгляд у неё был холодный. – Не надо с ним ни о чём говорить. – Отчего же нет? Эти люди мне доверяют. Они меня выслушают. – Вот и хорошо. Тогда они наверняка поверят тебе, когда ты обличишь меня как ведьму. – Что-о? – Скажи им, что ты меня никогда не любил. Что я тебя околдовала, и всё. – Да ни за что! – Скажи, что это я виновна во всех преступлениях, что совершились нынче ночью – и не только в них. – Тебя же убьют! – Меня всё равно убьют, что бы ты ни говорил. А если ты примешься меня защищать, тебя объявят соучастником, только и всего. И кто тогда малыша растить будет? И как же Кара? Что за жизнь её ждёт, без отца, который бы о ней заботился? – Я тебя не предам! – Ты предашь меня, если не сделаешь, как я сказала! Хелена притянула его к себе и нежно поцеловала в губы. – Уильям, прошу тебя! Так надо. – Ты для меня весь мир, Хелена! – И ты для меня тоже. Она смотрела ему в глаза, и Кара увидела, как между ними промелькнуло нечто – нечто, посеянное и вскормленное смехом, и слезами, и посиделками рука в руке при свете очага – и всеми прочими мгновениями жизни, проведённой вместе. Папа отвернулся первым. – Не говори им правды, – сказала мама. – Особенно Каре. Когда меня не станет, говори обо мне только плохое. Пусть поверит, что я и была именно таким чудовищем, как шепчутся люди. Тогда, когда она начнёт применять свою силу, она будет относиться с должной оглядкой к её опасностям. Мама отвернулась, не желая показывать своих слёз. – Лучше всего, если больше всего на свете она будет бояться стать такой, как я. На вот. – Мама сунула что-то маленькое папе в карман. – Когда придёт время, ты это поймёшь. С другого конца дома послышались крики, звуки приближающихся шагов. Папа шагнул к двери, собираясь её запереть, но мама покачала головой. – Иди сюда, любовь моя, – сказала она и похлопала по тюфяку. – Сядь со мной рядом и погляди, какой чудесный малыш у нас получился. Разве это не магия, самая удивительная из всех? Птицын глаз потух, стены почернели. – Ещё! – воскликнула Кара. – Покажи ещё! Но рядом никого не было. Никакой птицы. Внезапно в её отвыкшие от света глаза ударило жёстокое солнце. Крышку Колодца открыли. Перед ней повис конец верёвки. «Все были не правы, – думала Кара, обвязываясь верёвкой под мышками. – Мама никому не причиняла зла. Она пожертвовала собой, чтобы защитить своих детей…» Кара сжала медальон, висевший у неё на шее, и улыбнулась. – Мама была хорошая! – сказала она. Верёвка натянулась, и Кара Вестфолл поплыла наверх, навстречу манящему свету дня. Серые плащи привели её в небольшую конюшню. Один из денников был нарочно приготовлен для неё: стенки укреплены и подняты до самого потолка. Ей дали простую бурую рубаху и ведро горячей воды и оставили одну. Кара услышала звон цепей, запираемых на замок по ту сторону двери. Она быстро помылась, переоделась, легла спать и проспала почти двое суток. Когда Кара проснулась, было раннее утро. Тоненькие лучи света заглядывали в щёлочки в стене конюшни. Сквозь узкое зарешёченное оконце в двери Каре был виден столик и стул. На стуле сидел фен-де Стоун и подрезал себе ногти перочинным ножичком. На кончике носа у него висели двойные линзы в тонкой металлической оправе. Кара слышала разговоры о подобной магии из Мира: маленькие зеркальца под названием «очки», которые вместо того, чтобы отражать изображение, улучшают зрение. Позади фен-де Стоуна стояли двое серых плащей. – Мой брат… – сказала Кара. Голос у неё был сухой и хриплый. – Он жив? Фен-де кивнул одному из стражников. Тот вынул из складок плаща металлический стаканчик и наполнил его водой из фляги. И протянул стаканчик Каре сквозь решётку. Девочке ужасно хотелось запустить этим стаканчиком ему в рожу, но жажда оказалась сильнее гордости: она выхлебала воду в три глотка. Вода была ржавая, тёплая, и ничего вкуснее Кара в жизни не пробовала. – Мой брат?.. – повторила она. – Он жив, – ответил фен-де. – Но он очень плох, бедный мальчик. Голова опухла, и горячка не отпускает. Доктор Мэттер, преданная душа, каждый день ставит ему пиявки, но Таффу всё хуже. Положение весьма затруднительное… |