Книга Станция на пути туда, где лучше, страница 19 – Бенджамин Вуд

– Как в армии, – сказал я.

– Да, почти. – Отец в нетерпении крутил солнцезащитный козырек. – Видишь ли, Кью-Си и я – всего лишь рядовые, выполняем приказы генералов. Бывают приказы идиотские, и это очевидно, но и от них не отвертеться, иначе разозлишь генералов. Все друг перед другом выслуживаются, и работа занимает времени вшестеро больше, чем надо. На телевидении это сплошь и рядом, как выяснилось. Надо без конца угождать генералам. А заодно и лейтенантам, и сержантам, и всем, кто на тебя смотрит сверху вниз, то есть почти каждому. – Он до капли осушил лимонад. – Вот, смотри. – Он взял жестянку правой рукой за донышко – и вдруг запустил в открытый бардачок. Жестянка отскочила мне под ноги, забрызгав башмаки. – Промазал – обрызгал тебя?

– Немножко. Ничего страшного. – Я вытер башмаки о коврик.

– Впрочем, я не боюсь говорить генералам правду в глаза. И никогда не боялся. Бывает тяжко, но меня все уважают – знают, что я мастер. Но есть и обратная сторона медали – другие рядовые начинают думать, будто ты нос задираешь, и перестают считать тебя своим, и пошло-поехало. Склоки, обиды. Не во все секреты тебя посвящают. Потому-то мне и нужен Кью-Си. Он мой союзник. Он знает, что к чему. Понятно?

– Кажется, да. – Но слова его ничего не прояснили. Вытянуть у отца правду все равно что выжать из посудной тряпки вкус обеда.

В третьем часу из паба выглянул человек в белой майке и бермудах, снова исчез и вернулся с доской, где были написаны мелом цены на пиво.

– Как думаешь, есть тут стол для американского бильярда?

– Я же не умею играть.

– Глупости, я же тебя учил тогда, в Эмершеме.

– Это был английский.

– Какая разница? Американский – то же самое, только для дураков. – Он дернул ручку, толкнул коленом дверь. – Пойдем, что толку тут сидеть? Когда Кью-Си сюда пожалует, сам нас найдет.

– Как думаешь, есть здесь телефон, маме позвонить?

– Спрошу.

(Чуть позже он принесет плохую новость: “Телефон-то есть, но за стойкой бара. И хозяин говорит, только для сотрудников. Я его уламывал, а он уперся. Жмотяра”.)

В “Белом дубе” было сумрачно и чинно. Бильярдного стола не оказалось, только принадлежности для верховой езды да музыкальный автомат, прибитый к стенке, а еще игровой автомат. Мне приспичило в туалет, но один я трусил, а отца просить не хотел, я же не маленький. Отец оставил меня за столиком у входа, а сам направился к стойке сделать заказ. Глядя в окно на стоянку, я представил, как торжественно въезжает серебристый “БМВ”, а оттуда выходит Кью-Си, чтобы спасти нас, как Джо Дюранго, храбрый парень из моего любимого подросткового романа, – низенький, облаченный в джинсы, с набриолиненными волосами. Но никто не приходил. Довольно долго в зале не было посетителей, кроме нас. Слышен был только разговор отца с хозяином да тихая веселая песенка игрового автомата.

Надежда, что Кью-Си за нами приедет, таяла с каждой минутой. Наверняка чувствовал это и отец, но продолжал бодриться.

– Карты у тебя с собой? – спросил он.

Мы сыграли партию в “Лучшие из лучших”, никогда он не играл с таким азартом, и я почуял неладное. Когда я побил его последнюю карту, он поднял руки: сдаюсь!

– С меня довольно! Хватит издеваться! Куда мне до тебя! – Но это был лишь способ соблазнить меня еще на партию-другую, отвлечь от ожидания.

Пока мы похвалялись характеристиками наших самолетов, зал понемногу наполнялся, минуты превращались в часы, а яркий день – в серые сумерки, и мысли о “Кудеснице” и отцовских обещаниях перестали меня тревожить.

Когда сил терпеть у меня не осталось, отец отвел меня в туалет, и мы встали у соседних писсуаров; отец насвистывал мелодию из “Трибуны” Би-би-си ^[10], пуская шумную струю, а я выдавливал из себя чахлую струйку, стараясь не смотреть на мусор в сливе, на прилипшие к писсуару волосы, на липкие желтые пятна. Когда я отстрелялся, отец уже вымыл и высушил руки и разглядывал свое отражение в зеркале.

– Вот, полюбуйся! – Он указал на брызги краски, присохшие к зеркальной поверхности. Нагнувшись поближе, поскреб краску ногтем, пока не отстала. – Не работа, а халтура! За это сажать надо! – Он распахнул передо мной дверь, на ходу взъерошил мне волосы.

Не увидев за окном ни Кью-Си, ни его машины, мы отправились на поиски вглубь паба, мимо стариков в забрызганных грязью резиновых сапогах, с бульварными газетенками в руках, мимо обветренного фермера, что оперся о стойку и загородил проход; я переступил через его огромные башмаки-вездеходы. Отец на ходу спросил у хозяина:

– Не видать того парня?

– Нет, приятель, прости, – отозвался тот. – Слыхал я, на трассе шестьсот тридцать девять страшная авария. Может, и твой знакомый в пробке застрял.

– Может, и застрял, – кивнул отец. – Счастливо!

И мы зашли в следующий зал, обшитый темными деревянными панелями. Камин без огня, огромный аккордеон. На каминной полке старинные часы, которые следовало завести. Я не знал, сколько времени, а спросить боялся.

– Как думаешь, папа, он точно приедет? – спросил я.

Отец замялся.

– Что?

– Кью-Си.

– Да, понял тебя. – Он смотрел не на меня, а в пустоту меж нами. – Кто вбил тебе в голову эту глупость? Приедет, конечно! Ты ведь слышал? На трассе под Лидсом авария, вот он и застрял в пробке. Товарищ он надежный, нас не бросит. – Он скрестил на груди руки. – Удивил ты меня немного, сынок. Думал, у тебя больше доверия к людям.

В чем угодно он мог отыскать твою вину или промах. Спросишь у него, будет ли дождь, – обвинит тебя в подозрительности: безобидные облачка принял за тучи. Попросишь подвезти – скажет: ноги не держат? или проездной просрочен? а на что тебе вообще из дома выходить?

– У Кью-Си есть недостатки, – продолжал он, – зато он ради друга на все готов. Сам увидишь, когда приедет. И, кстати, на будущее – не надо так больше, ладно? Не бери пример с мамы. Не сомневайся в тех, кто тебе помогает. Я в лепешку ради нас расшибаюсь, понял? Вот и доверься мне хоть немножко.

Я кивнул.

– Посиди тут. – Он указал на столик в углу.

– Ты куда?

– За сигарами. Может, есть здесь автомат или что-нибудь еще. – Отец кивком указал на окно. – А ты посматривай. – И ушел на поиски “Винтерманс”.

Оставшись в тишине, я смотрел на каминные часы и думал о маме. Она, наверное, сейчас на работе, наручные часики положила рядом с собой на письменный стол, на бумажке нацарапан телефон гостиницы “Метрополь” в Лидсе, и если до шести мы не объявимся, она туда позвонит. Она готова услышать от директора гостиницы: “Нет, мадам, они еще не заселились”. Или, еще хуже, правду: “Простите, мадам, бронь была отменена несколько дней назад – не желаете забронировать номер на другую дату?”