Книга День всех пропавших, страница 15 – Дот Хатчисон

– Поступил ли отчет за прошлый вечер от капитана ночной смены? – спрашивает он.

Ивонн смотрит на монитор, прежде чем ответить:

– Нет, но ночная смена закончится только через несколько минут. Полагаю, мы получим все в течение часа, если только Уоттс не свяжет нас с ним для устного отчета.

– Дальше надо рассортировать отчеты по преступникам, стоящим на учете; уточнить, не упустила ли из виду школьная администрация пятна в чьей-нибудь биографии, и проверить родителей Фрэнклина Мерсера. Я предпочел бы заняться Мерсерами.

– Беру отчеты на себя, – говорю я.

– Значит, мне остается школа. – Ивонн качает головой, пышные локоны скользят по ее шелковой блузке персикового цвета. – Ладно. Напомните, почему мы выбрали эту профессию?

– Чтобы помогать людям.

Наклоняюсь к Эддисону и касаюсь телефона Ивонн. Экран подсвечивается, показывая фоновый рисунок: четверо улыбающихся детей прижались друг к другу головами, чтобы войти в кадр.

– Чтобы сделать мир более безопасным местом.

– Напоминай мне об этом несколько раз на дню, ладно?

– Конечно.

Ивонн включает проигрыватель на одном из мониторов: мелодия достаточно тихая, чтобы не мешать беседе и звонкам, но достаточно громкая, чтобы заполнять пространство и тишину, которая возникает при погружении в работу. Несколько агентов заходят, чтобы заняться бумажными делами или получить какую-то информацию. В ФБР не всегда есть такое понятие, как выходные, особенно в CAC, так что в течение дня появятся и другие сотрудники.

Ивонн собрала данные по преступникам Ричмонда, стоящим на учете, и рассортировала по видам нарушений. Теперь моя очередь: просмотреть сведения и понять контекст. Когда пропадает ребенок, о неприкосновенности частной жизни не может быть и речи, и это относится не только к родителям. Следствие ставит на уши весь квартал и окрестности, вникая в малейшие подробности биографий людей в попытке отыскать ребенка – хочется надеяться, живым и невредимым.

На улице, где живет Бруклин, нет ни одного преступника, однако в ее квартале живут трое. Все они обитают слишком близко к школе, чтобы оказаться совершавшими насилие в отношении детей, но я все равно просматриваю данные. Один мужчина во время особенно сильного приступа неприятных воспоминаний разделся и пробежался голым по дому престарелых, в котором работал. Спрятался под кроватью восьмидесятисемилетней женщины и всхлипывал, бормоча что-то насчет препарирующих его изнутри инопланетных муравьев. Некоторые обитатели и сотрудники пансионата, конечно, перенервничали, но для других, судя по полицейским отчетам, это оказалось самым забавным происшествием в жизни. Как и для самих полицейских. Несмотря на попытки придерживаться официального тона, было ясно, что они ржали от души.

Публичное обнажение делает человека преступником, и этот невезучий стрикер ^[27] живет ближе всех к Мерсерам, всего через две улицы. Сочувствовали ему коллеги или нет, но он больше не работает ни в пансионате, ни с пациентами вообще. По последним данным, трудится в страховой компании, обрабатывая медицинские счета.

На соседней с ним улице проживает женщина, уличенная в проституции в одном из штатов, что делает ее преступницей. И этот статус сохранился с переездом в Вирджинию. Впрочем, обвинения давние, никаких намеков на рецидив. Кроме того, проститутки намного, намного чаще становятся жертвами преступлений на сексуальной почве, а не наоборот.

А вот на бывшей окраине, где до начала работ по благоустройству квартала пространства между домами было больше, живет мужчина, который бо́льшую часть пребывания в колледже насиловал одногруппниц. Пока его в итоге не судили, не признали виновным и не исключили – именно в таком порядке. Он был осужден по двум делам, проходил по пяти и подозревался еще в четырнадцати. Частично отбыв срок, вышел и затем попадал под арест еще дважды. В первый раз обвинения сняли, потому что работодатель молодой женщины надавил на нее, не желая публичной огласки, а во второй раз дело закрыли, поскольку вещественные доказательства были непрофессионально собраны и по большей части уничтожены. Однако всем доказанным и предполагаемым жертвам было за двадцать, даже когда преступник стал старше. Значит, его нельзя подозревать в пропаже Бруклин. Хотя я все равно с удовольствием закопала бы его.

Ближе к нашему делу: во всем Ричмонде живут буквально десятки, если не сотни обвинявшихся в преступлениях против детей, и информацию по каждому надо обработать. Проделав половину работы, стукаюсь лбом о стол и мысленно желаю, чтобы от удара родилась какая-нибудь гениальная идея. Идея, которая окажется ключом к разгадке всего дела, – ниточка, что приведет нас прямо к Бруклин.

– Кажется, я где-то читал, что такое поведение вредно для здоровья.

Вздыхаю и еще несколько раз стукаюсь об стол, уже мягче.

– Доброе утро, Вик.

– Выше нос, Элиза. Уже около полудня – время ланча.

– Ланча? Серьезно?

Неохотно сажусь за стол – скорее из-за дразнящего запаха еды, чем из-за приказа. Похоже, у нас суп и сэндвичи с приправой в виде сурового, но нежного взгляда Вика.

– У тебя фантастическая работоспособность, но постарайся адекватнее оценивать ситуацию, – говорит он, протягивая мне бумажный стаканчик и что-то завернутое в бумагу. – Я заходил проверить тебя несколько часов назад.

– Разве?

– Элиза, я задавал вопросы, и ты на них отвечала.

– Хм.

Ивонн фыркает и катится на стуле на колесиках вдоль овального стола, пока не оказывается рядом со мной; ее еда находится на безопасном расстоянии от компьютеров.

– Ты та самая девочка, которая читала во время футбольных матчей, верно?

– Нет, я девочка, игравшая на трубе в оркестровой форме, от которой зудела кожа.

– Играешь на трубе?

– Больше не играю.

Разворачиваю сэндвич. Ух ты, индейка и бекон.

– А если спросить моего преподавателя музыки, то и тогда не играла по-настоящему.

Эддисон проглатывает кусочек сэндвича. Листик салата прилипает к уголку рта.

– Не волнуйся, Вик. Ей дали перекусить и спасли от обезвоживания.

– Разве? – повторяю я.

Ивонн хихикает и особо не пытается это скрыть.

– Все, что ему нужно сделать, – сунуть тебе в руку чашку или кусок еды, и ты автоматически запихнешь это в рот. Потрясающе.

– И пугающе.

– Ну да.

Вик со своим обедом садится напротив. Совсем неудивительно видеть его здесь в субботу.

– Есть какие-нибудь многообещающие зацепки? – интересуется он.

– Пока нет, – отвечаю я. – Большинство кандидатур, по делам которых успела пробежаться, можно исключить: или потому, что они встали на путь исправления, или потому, что предпочитают совсем других жертв. Только горстка заслуживает более внимательного рассмотрения.