Книга Симптом страха, страница 78 – Антон Евтушенко

Последняя фраза была сказана с такой неподдельной гордостью, что Нэнси поняла: всё у этих двух бойцов теневого фронта будет хорошо. Борис Ильич и Илья Борисович не чета гоголевским Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу — помирятся раньше, чем старик распакует свой чемодан. Впрочем… Нэнси улыбнулась своим мыслям. Едва ли удачный пример: чемодан как раз-то распакован.

— А что это ты улыбаешься? — нахмурился Борис Ильич, — Илья прекрасный человек, не сумлевайся! — Чем только доказал глубокую эмоциональную сопричастность к сыну в запутанных и непростых отцово-сыновьих отношениях.

— Я не сомневаюсь. Давайте пить чай. В квартире съедобного мало, мы гостей не ждём, но чай, чай я вам могу предложить.

— Ну хорошо, чай я люблю, — смилостивился старик.

Взбодрившись мыслью о предстоящем чаепитии, он вдруг начал извиняться:

— Прошу прощения, что вот так ввалился, как незваный гость. Я честно пытался дозвониться вам с самого утра.

— Странно, — пожала плечами Нэнси. — С утра мы были дома, и Ленка уже должна была вернуться… — Она подошла к телефону, сняла трубку и приложила к уху. — Гудков нет.

— Наверно, забыли оплатить, — с энтузиазмом предположил старик. — Я так и думал…

Нэнси подёргала вилку шнура, пробежалась пальцами по линии и ближе к середине обнаружила диверсию. Характер повреждения говорил о том, что диверсант имел: а) маленькие острые зубки и б) стойкое желание пошалить.

— Нафаня, шкодит где ни попадя, — сделала неоспоримые вывода она и, поскольку изоляционная оплётка была обкусана хорьковыми резцами, просто обжала оголённые проводки крест-накрест — метод не очень элегантный, ещё менее надёжный, но напрочь подкупающий ниспровержением пусть не всех, но кое-каких гендерных стереотипов.

К слову о надёжности: несмотря и вопреки, результат не заставил себя долго ждать. Аппарат залился электрической трелью, словно только этого и ждал. Нэнси подскочила от внезапности и схватила трубку.

— Энн, это ты? — Нэнси услышала далёкий голос Ленки, будто та находилась за тысячи километров. — С ума сойти, я звоню-звоню, а ты трубку не берёшь. Только пришла, что ли?

— Ну да.

— Подруга, может ты не слышала, есть такая классная штука — мобильник называется. Масса преимуществ…

— Может, обсудим это дома? Ты где есть и когда будешь? У нас тут гости, — Нэнси покосилась на Бориса Ильича, но того и след простыл. Блуждает где-то по квартире. Ещё чего хорошего набредёт на Ленкину комнату, а там разбросанных откровенных предметов нижнего белья не в пример Нэнси — в разы больше. Вдруг старика кондрашка хватит…

— Слушай, подруга, я не могу долго говорить. Мы уже рулим на взлётку. Стюардессы на меня нехорошо косятся и требуют вырубить телефон.

— Куда рулите? Кто косится? Ты где вообще?

— Во Внуково.

— Это такая шутка?

— Да уж, какая там шутка? — скислилась Ленка. — День рождения встречу в Сочи. Переваривай сказанное.

— Это твоя очередная безумная идея? Или ты стоишь сейчас в подъезде дома с Бубой, который, да я слышу, ржёт там…

— Буба… при чём здесь Буба? — Ленка вяло вздохнула, точно понятие «Буба» относилось к чему-то непреходящему, вечному, а потому старомодному и даже где-то отвлечённому. — Меня провожал Глеб. Здесь никто не ржёт, это стюардессы возмущённо ревут… или турбины, не знаю. Меня сейчас железобетонно высадят, если я срочно не закончу разговор. Значит, слушай сюда быстро и внимательно: мне предложили престижную ответственную должность. Теперь, как бы сказать, я лицо фирмы. Это очень-очень круто и всё такое. Общение с людьми, фуршеты, постоянные командировки. Отказаться нельзя. То есть можно, но… но я не хочу. Ты рада за меня?

— Ничего себе, ты телепортнулась на Финляндский! — обалдела Нэнси от такого поворота.- Конечно, рада. Спрашивает! Просто это неожиданно как-то. Два часа — и Сочи. Черноморское побережье… рапаны, пляж, чурчхела.

— …порошковое пюре, мазь от ожогов, орать бухим в караоке, — продолжила ассоциативный ряд Ленка. — Прости, подруга, у каждого свои впечатления. А ты что, завидуешь?

— Не то, чтобы завидовала… хотя да: я завидую.

— Ага, обзавидуешься. Я так-то не отдыхать лечу. И, между прочим, меня перед фактом саму поставили.

— А как же крышная вечеринка? Я и подарок тебе купила.

— Вот за это отдельное спасибо. Не говори что — сюрпризом будет. А насчёт пати: всё будет, как вернусь. Это раньше днюшку отмечать нельзя, а позже можно. Ещё как можно!

— Ну, ясно. Когда обратно?

— Чёрт его знает. Гостиница оплачена до первого, значит, минимум два дня. Так… всё… у меня отбирают телефон!

— Флай, дарлинг. Соу донт ворри, би хэппи! Морю — привет, пальмам тоже. И не вздумай привозить магниты и ракушки. Перестану уважать!

— Зачёт! Ах да, Энн, корми питомцев. Надежда только на тебя! — бросила Ленка в трубку на прощание. — И купи уже мобильник наконец! На дворе 21-й век…

— … а в некоторых русских деревнях до сих пор пашут вместо лошади…

Но Ленка её уже не слышала. В трубке шли короткие гудки.

— Ну вот, — вслух поругала себя Нэнси. — Люди летают на юга, а я, как дура, на север попёрлась.

— Случилось чего? — Голова Бориса Ильича показалась в дверном проёме.

«И про старика не успела сказать» — совсем уж недовольная собой, подумала Нэнси. Но заставила себя улыбнуться и весело произнести:

— Идёмте пить чай!

— А как же Лена? Где Лена?

Борис Ильич сунул руки в карманы и послушно поплёлся на кухню вслед за Нэнси.

— А Лена, ту-ту. — Она сполоснула чайник и наполнила его на треть водой, чтобы быстрее закипел. — Умчала в командировку по делам фирмы.

— Она нашла работу? — обрадовался Борис Ильич. — Я помню, она говорила, что имеет биологический профиль. По специальности нашла?

— Почти, — уклонилась от ответа Нэнси, и сама не ясно понимая, что значит быть лицом фирмы, когда фирма — это зоопарк. — Она работает с животными.

— Какая прелесть, — искренне расцвёл старик. — Ну, надо с чего-то начинать!

Чайник, обуянный синими колосьями пламени, утробно зашумел, застрекотал из-за обильного нароста накипи. Нэнси похлопала дверцами шкафа и наскребла сливовое варенье, оставленного ровно столько, чтобы «банку не выбрасывать», и растасканную наполовину пачку засохших тарталеток.

— Вкусняшки к чаю на скорую руку, — извиняющим тоном произнесла она, но, вспомнив, спохватилась: — Может, будете омлет? Остался с завтрака…

— А его уже того, — признался Борис Ильич, причмокнув, — слопал. С дороги по привычке залез в холодильник, в свой же холодильник… Да ты, Анечка, не волнуйся так. С миру по нитке…

— … не жирно ли будет, — против воли вырвалось у Нэнси, и она, попрекая себя за своё дежурно отточенное жальце, лихо, до боли, закусила губу.