Книга На поле Фарли, страница 25 – Риз Боуэн

– Леди Маргарет, я должен извиниться за то, что вас доставили сюда столь неучтивым и грубым образом. Боюсь, иногда мои приказы привезти кого-то для допроса неверно истолковывают. Желаете кофе?

Кофе теперь был редкостью в Париже. Марго ответила не раздумывая: «Да, спасибо, с удовольствием», – и только потом сообразила, что, возможно, следовало оставаться холодной и отстраненной. А может, я слишком мнительная, сказала она себе. Может, они просто хотят задать мне пару вопросов о том, почему я все еще здесь.

Принесли кофе с сахаром и сливками. Марго показалось, что никогда в жизни она не пила ничего вкуснее.

– Благодарю вас, – произнесла она. – Вы очень любезны.

Офицер кивнул.

– Меня зовут Динкслагер. Барон фон Динкслагер. Как видите, мы с вами принадлежим к одному кругу. Нам всего лишь нужно задать вам несколько вопросов, и вы сможете вернуться домой. – Он отлично говорил по-английски, иностранца в нем выдавал еле уловимый акцент. А еще он был чрезвычайно хорош собой – скулы как у звезды киноэкрана и типичная самоуверенность немецкого офицера. – Вы леди Маргарет Саттон, дочь лорда Вестерхэма, верно?

– Верно.

– Будьте добры, расскажите нам, почему вы все еще в Париже? Почему вы не уехали домой до оккупации, пока это было еще возможно?

– Я училась на модельера у мадам Арманд, – объяснила Марго. – Пожалуй, наивно с моей стороны, но я полагала, что жизнь в Париже будет продолжаться как ни в чем не бывало.

– Но так и есть, – вставил он.

– Не сказала бы. Никому не хватает еды. А такого кофе мы не видели уже давным-давно.

– Вините в этом ваши английские бомбардировщики. И Сопротивление. Если они уничтожают транспорт с провизией, мы не виноваты, что парижане недоедают. – Он скрестил ноги в начищенных до зеркального блеска черных сапогах. – Значит, вы решили остаться только лишь потому, что учились на модельера?

– Нет, – признала Марго, не видя причины лгать. – Я влюбилась во француза.

– Графа де Варенна. Он тоже аристократ.

– Верно, – кивнула она.

– А где сейчас граф де Варенн?

– Не знаю. Я не виделась с ним уже несколько месяцев.

– Когда вы встречались в последний раз?

– Вскоре после Рождества. Он сказал, что вынужден покинуть Париж.

– А он объяснил почему?

– Насколько я поняла, ему нужно было посетить владения на юге Франции. Кроме того, в последнее время здоровье его бабушки, которая живет в фамильном замке, серьезно ухудшилось, и он собирался посмотреть, нельзя ли ей как-нибудь помочь.

– Бабушка. – Губы офицера скривились в саркастической улыбке. – Вы либо и правда чрезвычайно простодушны, либо великолепная лгунья, леди Маргарет. Его бабушка уже пять лет как умерла.

– Получается, я очень доверчива, – ответила она. – А за вранье няня мыла нам рот с мылом. Этот урок я запомнила на всю жизнь.

– А вам не приходило в голову, что ваш любовник может работать на Сопротивление?

– Приходило, – с вызовом ответила она. – Но Гастон наотрез отказывался это обсуждать. Говорил, что так будет лучше. И если меня станут допрашивать, я смогу совершенно честно заявить, что ничего не знаю.

– И с Рождества вы с ним не виделись?

– Нет, не виделась.

– Тогда вас, наверное, удивит, что с тех пор он несколько раз приезжал в Париж.

Марго сделала усилие, чтобы ничем себя не выдать.

– Да, это меня действительно удивляет. Возможно, он не хотел подвергать меня опасности. Он вообще очень заботливый.

– Или нашел другую женщину? – Динкслагер едва заметно ухмыльнулся.

– Вполне возможно. Он ведь так красив.

– А если он и правда нашел другую?

– В таком случае, видимо, мне остается лишь смириться, вернуться к учебе на модельера и привыкнуть жить без него.

Барон подавил смешок.

– Я просто восхищаюсь британцами, леди Маргарет. Француженка, потерявшая любовника, рыдала бы и била себя кулаками в грудь.

– Значит, нам очень повезло, что я не француженка. Со мной куда проще иметь дело.

Он продолжал улыбаться.

– Вы мне нравитесь, леди Маргарет. Мне по душе ваша храбрость. Я и сам из благородной семьи. Мы с вами хорошо понимаем друг друга.

– В таком случае поймите, что я говорю правду – мне действительно нечего вам сообщить. В Париже я живу очень скромно. Хожу в ателье. Делаю то, что велит мадам Арманд. Возвращаюсь в свою квартирку в Девятом округе. Ем простой ужин и отправляюсь в постель.

– Не сомневаюсь, что если бы вам представился случай, вы были бы рады вернуться домой, в Англию.

Она замялась. Конечно, мне бы хотелось вернуться домой, идиот ты эдакий, готова была крикнуть она. Но вместо этого сказала:

– Насколько я понимаю, в настоящее время жизнь в Англии ненамного приятнее здешней. Постоянные бомбардировки, страх перед вторжением и тому подобное.

Он выпрямил ноги, качнулся на стуле и посмотрел на нее:

– Вы уже несколько месяцев не получали вестей от Гастона де Варенна. Я правильно понял?

– Да.

– В таком случае вас, вероятно, удивит, что мы содержим его под стражей?

Это и правда поколебало ее самообладание. Динкслагер заметил тень беспокойства на ее лице.

– Да. Это меня действительно удивляет, – наконец призналась Марго.

– И пугает?

– Разумеется, это меня пугает, – отрезала она. – Герр барон, я люблю Гастона де Варенна независимо от того, любит он меня или нет.

– И вы одобряете его работу на Сопротивление?

– Как я вам уже сообщила, до этого момента я понятия не имела, что он состоит в Сопротивлении. Но ведь он француз. Я могу понять его желание изгнать захватчиков со своей родины. Если бы немцы захватили Британию, моя семья, я уверена, сделала бы то же самое.

Динкслагер подался к ней, со стуком опустив на пол передние ножки стула.

– Гастон де Варенн оказался чрезвычайно упрямым, леди Маргарет, – проговорил он. – Как вы понимаете, его жизнь не будет стоить и… – тут он щелкнул пальцами, и щелчок отозвался неожиданно звонким для небольшой камеры эхом, – если он не расскажет нам все, что знает.

– Вы хотите, чтобы я убедила его заговорить? Барон, это просто смешно. Я польщена, что вы думаете, будто я имею на него столько влияния, но, поверьте, это не так.

– Вы ведь понимаете, миледи, что стоит мне щелкнуть пальцами, как вас потащат вниз по лестнице в помещение гораздо менее приятное, чем это, и вынудят выложить о себе все до мельчайших подробностей?

Усилием воли она снова притворилась равнодушной.