Книга Невеста Чёрного Змея, страница 17 – Екатерина Оленева

Вард, поприветствовав девушку кивком, едва заметно улыбнувшись.

– Зак Ирвинг, Том Кэйси, Сид Грэй.

Высокие, коротко остриженные мужчины с обветренными лицами в сумерках показались Лейлы почти одинаковыми.

– Верные ястребы Лейны. Рекс, – представил Эссус тонкого, аристократичной внешности, мужчину без возраста, со светлыми, льдистыми, глазами.

– …и Родерик.

У старшего Лейна было волевое, обветренное лицо с сильным подбородком, жгучими черными глаза под густыми, дугообразными, низко нависшими, бровями.

– Салливан, Терренс Рэндал, Т

Эти по габаритам могли соперничать с гризли.

– Тирон Ярвуд.

Волшебник поклонился, одарив Лейлу дружелюбной улыбкой, обнажая пожелтевшие зубы. Русые, с едва уловимо каштановым отливом, прямые волосы, были небрежно стянуты в хвост. Нос с горбинкой. Правую сторону лица пересекал тонкий шрам.

– Сильвер Малькер.

Явно француз. У него была гладкая оливковая кожа, высокий лоб и смазанный, плохо выраженный, подбородок. Тёмно-карие глаза с поволокой дополнял маленький, по-женски капризный, рот.

Эссус остановился перед единственной женщиной за столом, если не считать саму Лейлу.

Она была красива – очень красива! Каждая чёрточка в этом создании словно вручную богами лепилась: точеный носик, совершенные изгибы бровей, мягкие губы, розовые и гладкие, как лепестки шиповника, овальной формы лицо с нежными высокими скулами.

А ещё она была жуткой – скользящие резкие движения, лающий смех, манера закидывать голову, по-змеиному вытягивая шею, негасимый фанатичный огонь в глазах – всё производило неизгладимое, но неприятное впечатление.

Все вместе и каждый по отдельности, друзья Эссуса обладали неким шармом, присущим плохим парням. Их окружала аура силы и порочности, а упаковка их черных, струящихся одежд делала образ совершенным. Спору нет, мужчины были привлекательны, каждый тянул на матёрого хищника.

Представляя её своим людям Эссус не сводил с Лейлы взгляда. Чего он ждёт? Что она им скажет: «Очень приятно»? Таких, как она, эти красавцы, не моргнув глазом, поедали вместо шоколадки, раскалывая, точно орех. Вон как Рекс нос воротит, поджимает губы. Старший братец ему что-то втолковывает. Наверное, уговаривает не гневить Старшего Змея и все-таки сесть за один стол с его невестой-простолюдинкой

– А девка твоя нас боится, – хохотнув, Медора приблизилась к Лейле бесцеремонно нарушая границы личного пространства. Спутанная копна её чёрных волос коснулась лица, когда любовница Эссуса склонилась, шепча:

– Что, крошка? Я тебе не нравлюсь?

Лейла брезгливо отодвинулась, вопросительно взглянув на Эссуса.

– Мне нужно ей отвечать?

– Уймись! – жёстко осадил её Эссус.

Ему для этого даже голоса повышать не потребовалось.

Медора злобно оскалилась, но отпрянула, не осмеливаясь перечить.

Хотя кусок не лез в горло, Лейла аккуратно нарезала мясо кусочками. Она старательно смотрела в тарелку, потому что, стоило поднять взгляд, как сразу же наталкивалась на смородинов-чёрные глаза Медоры.

Наколов кусок отбивной на нож, та отсалютовала им:

– Приятного аппетита, крошка. Кровавый бифштекс – я его обожаю! Когда-нибудь я покажу тебе, как его готовить.

– Отчего-то мне кажется, что мне не понравится у вас учиться, – процедила сквозь зубы Лейла.

Медора зашлась в приступе гортанного, кажущегося безумным, смеха.

Вард и Сильвен Маркель переглянулись между собой, явно предвкушая развлечение.

– Что тебя так позабавило, Медора? – поинтересовался Эссус.

– Твоя невеста пытается потешно оскалить зубки.

– Не порть девчонке аппетит. Лучше отстань от неё, – посоветовал Родерик, выковыривая из зубов застрявшее волокно мяса.

Медора вновь вызывающе вскинула подбородок, а потом, развернувшись к Лейле всем телом, едва ли не навалилась на неё пышным бюстом:

– Правда, что ты чуть не погибла в том баре …как, бишь, его там? Запамятовала! Говорят, Люк совершил удачную попытку дорасти до волшебника и вызвал Пламя? Сгорело много мерзких ублюдков, вроде тебя?

В ушах зазвучали крики охваченной огнем толпы в тот момент, когда на неё с потолка потёк кусок пылающего пластика, налипая на тела так, что не отодрать. В памяти Лейлы всплыл собственный безысходный страх в момент осознания – живой не уйти. А вместе с болью пришла злость.

Она решительно и демонстративно отодвинула от себя тарелку.

– Ты сумасшедшая сука! – бросила она прямо в лицо наглой твари, которая, мало того, что спала с её женихом, так ещё и осмеливалась в открытую нагло её третировать, хотя Лейла вообще никак её не трогала.

Ярвуд поперхнулся, кашлем пытаясь замаскировать смешок.

– Как ты меня назвала? – с яростью поднялась из-за стола Медора.

– Сукой. А ты что, не умеешь превращаться в Адских Гончих? Я думала, все злые ведьмы это умеют.

– По собачий хранить преданность тем, кто этого не достоин, вот что умеют некоторые злые ведьмы, – прорычала Медора, уже в открытую обращая ярость на любовника, вынося их ссоры на общее обозрение.

В принципе, её можно было понять. Но за что Лейлу-то Медоре ненавидеть? Как будто она так уж сильно жаждала сюда попасть и отбить у этой сумасшедшей её чокнутого любовника?

– В том клубе со мной были мои друзья. Они никого не трогали и возможно, погибли. Всё потому, что какой-то недоумок решил поиграть в бога. Кем бы вы себя не возомнили, никто не давал вам право лишать других жизни. Да вдобавок ещё и оскорблять память мёртвых.

– Довольно, – на этот раз слова Эссуса были обращены к Лейле.

Поставив локти на стол, переплетя пальцы в замок, он задумчиво постучал костяшками пальцев по губам.

– Разве девушке подобает произносить такие грубые бранные слова? Тем более, говорить их женщине, по годам годящейся ей в матери?

– Что я такого сказала? – искренне возмутилась Лейла, успевшая позабыть, с чего началась её пылкая речь.

– Ты назвала Медору сукой, – услужливо напомнил Змей. – Молчать! – рявкнул он, заметив, что Лейла собирается возразить. – Ни слова! Не вынуждай меня наказывать тебя. А теперь, будь хорошей девочкой, попроси у неё прощение.

Лейла даже задохнулась от гнева:

– Прощения? Я?!..

– Ты.

Мягче Эссус говорить, наверное, не мог, но большей жути, чем этот мягкий голос, Лейла и представить себе не могла.

Было обидно и очень горько. Во-первых, потому что она не считала себя виноватой. Во-вторых, потому что он встал на сторону своей любовницы, а не невесты.