Сархад запнулся, словно побоялся сказать лишнее, и продолжил сурово и напряженно:
– Обещай мне: если вдруг почувствуешь беспричинный страх – воспользуйся моим кольцом. Как – оно само подскажет. Обещаешь?
– Да…
– Что ты, девочка?
– Не знаю… так спать хочется… будто сто лет не спала…
* * *
Холодно. Холодно в Тинтагеле. Ветер задувает в щели между камнями, холодными щупальцами пробирается в замок.
Только не чувствует холода король Марх. Забыл о покое и уюте, ждет сына с вестями.
Сокол влетел в разбитое окно – после того, как переплет оказался выбит кольцом из Аннуина, Марх запретил чинить его.
Перинис сменил обличье, встал перед отцом.
Марх схватил его за плечи:
– Ну?! Ты нашел?! Ты говорил с ней?!
– Государь, она спала, я не смог разбудить ее.
Марх не ответил, но стиснул руки так, что пальцы побелели.
Юноша протянул ему черное ажурное кольцо:
– Я снял его с пальца твоей жены.
Марх повертел его в руках… прищурился, словно вслушивался в черный металл, примерил на мизинец – подошло.
– На каком пальце она носила его?
– Тоже на мизинце, отец.
Марх кивнул, представив себе палец жены по сравнению со своим. Человеческие кольца, годные ему на мизинец, ей бы подошли лишь на большой.
Хор-рошее колечко. Кажется, очень хорошее.
– Я оставил у нее твое кольцо.
– Да. Хорошо.
– Государь, выслушай.
– Что еще?
– Рядом с ней был Друст. Он тоже спал. И обнаженный меч лежал меж ними.
Марх медленно кивнул, потом спросил:
– А Ворона ты там не видел?
Кромка надежды: Марх
Кольцо из подземных кузниц Нудда.
Преисподняя. Чрево мироздания. Мир, которого я всегда страшился.
Что ж, если из осажденного врагами замка можно спастись через сток для нечистот, – выбирать не приходится.
Мне не приходится выбирать тем более. Спускаться в чрево гор мне хочется гораздо меньше, чем в клоаку. Но другого безопасного пути в Муррей нет.
Так что – вот лестница в подземелья Тинтагела. Ниже, ниже… этот замок некогда вгрызся в плоть земли на десятки и сотни локтей. Тут сворачиваешь не за угол, а на новый виток лестницы.
…Гвин – сын Нудда, но что-то мне думается, что отец – не помощник сыну.
Преисподняя жутка сама по себе, Бледного Охотника здесь нет…
Ниже и ниже.
Это уже давно не Тинтагел. Эти ходы прорыты не людьми… и не сидхи. Те существа, что прогрызли здесь плоть земли, не имеют ни облика, ни имени в нашей памяти. Кишки Земли – я бы блуждал по ним бесконечно, если бы не черное кольцо на моем пальце.
Оно теплеет, алеет, будто металл раскаляется в горне. Но руки оно не жжет.
Ты кольцо-путь. Так выведи же меня к моей Эссилт!
Марх собрал свою волю, как воитель заносит копье для единственного победного удара..!
И – обнаружил себя стоящим на черном каменном полу, отполированном до зеркального блеска. В этом черном зеркале отражались бесчисленные колонны, обвитые гирляндами живого огня.
Гулкое эхо подхватывало голос кузнечного молота.
Марх поднял голову – и Кузнец с другого конца зала приветливо кивнул ему.
– Только подожди немного, – сказал Сархад. – Эссилт никуда не денется, а металл остынет.
Король Корнуолла подошел к нему:
– Так ты и есть Сархад Коварный?
– Он самый. А ты – ее муж, которого она любит так сильно, что от этого сходятся миры?
Вопрос не требовал ответа.
– Где она? – напряженно спросил Марх.
Вместо ответа Сархад, занятый своим кованым узорочьем, мотнул головой в дальний конец зала. Марх обернулся – и увидел ковер, а на нем изображенных (?!) Эссилт и Друста, спящих в шалаше.
– А почему я оказался именно здесь?
– Она часто и надолго приходила сюда, – Сархад не изволил поднять глаз от работы.
– К… тебе?
Мастер усмехнулся:
– Я дорого бы дал, будь она способна тебе изменить.
Король прикрыл глаза, вслушиваясь в Зал Огня. Он почувствовал, как раскалялся здесь воздух от непроизнесенных признаний и чувств, которым не давали выхода.
– Прости, что оскорбил тебя подозрением, – наклонил голову Марх.
Сархад наконец отложил молоточек:
– Весь Аннуин знает, что я люблю ее. Точнее, не весь: не знает она. Догадывается, боится своих догадок – и старательно считает меня только другом. А я ей в этом помогаю.
Марх посмотрел ему в глаза, медленно кивнул.
Они прошли через ковер и вышли в лесу.
Эссилт и Друст спали. Между ними лежал меч.
– Вот еще что, – сказал Сархад. – Это кольцо, черное, – для нее. Золотое – для тебя.
– Спасибо.
Сархад чуть усмехнулся.
– Чему ты смеешься?
– Смеюсь? Я просто завидую. И пытаюсь убедить себя, что не злюсь.
Марх покачал головой:
– Да… ты много опаснее Друста.
И вот тут Сархад действительно расхохотался:
– Опаснее? Да-а, ураган опаснее ветерка, это верно! – он оборвал смех и спокойно продолжил: – Просто я люблю ее. И готов ради нее на все. В том числе – вечно молчать о своей любви.
– Почему ты мне это говоришь?
– Лукавишь, Марх. Тебя удивляет не это, а то, как спокойно ты меня слушаешь. Но я отвечу: мне больше некому это сказать. Не ей же.
– Спасибо, Сархад.
– Уже ушел, – понимающе кивнул тот, обернулся вороном и исчез в вышине.
Кромка счастья: Марх
Солнышко мое. Лучик мой ясный.
Как мне разбудить тебя?
Я снимаю золотое кольцо с твоего пальца. Надеваю тебе черное.
Касаюсь твоих губ – и ты открываешь глаза, обвиваешь мою шею.
Девочка моя… неужели окончен кошмар этих лет?!
Она прижималась к его груди, а он целовал ее лицо и волосы, счастливый, будто мальчишка.
Эссилт вдруг заплакала, зарыдала в голос – все невыплаканные слезы хлынули из глаз.
Марх не утешал ее, не спрашивал, почему она плачет. Он только гладил ее по волосам, боясь, что она растает, как видение.
