Онлайн книга «Гринтаун. Мишурный город»
|
Итак, я попал в ловушку истины. Итак, я хожу на фильмы за помощью к тем, кто, хочется надеяться, разгуливая по миру, столкнется с похожими истинами и подарит их мне. Ибо я, подобно всем человекам, испытываю нужду, и мы должны обмениваться: одну вашу схожую истину на одну мою, или, если необходимо, две за одну по дешевке. Голливуд на роликах
Я часто рассказываю эту историю, но, пожалуй, она того заслуживает. Как-то под вечер весной 1934 года я, тринадцатилетний, катался на роликовых коньках перед студией «Парамаунт». И кого бы, вы думаете, я увидел там, как не героя всех поколений? Мистера У. К. Филдза [32] собственной персоной! Я бросился к нему, всучил ему карандаш и листок, вырванный из блокнота, и попросил автограф. Он расписался, кинул мне и прокричал: – Держи, маленький сукин сыночек! Так состоялось мое знакомство с Голливудом. Я всегда стараюсь быть ему под стать. И по пути, катаясь на роликах, я встречал прославленных и еще не совсем прославленных личностей, которые ходили или ездили по улицам старого доброго Голливуда. Это было время роскошных ресторанов и ателье мод. И если вы видели, как Роберт Тейлор [33] выходит из ресторана «Браун Дерби», то стоило обернуться, и вы могли созерцать, как Джин Харлоу [34] заходит в «Сарди». Елисейские (У. К.) Филдзы
Ты орал: «Тьфу ты, черт!», когда полоумные собачки покусывали тебя за пятки. Своим проспиртованным дыханием ты, как огнеглотатель, выжигал все на своем пути. «Мы обожаем тебя!» – тявкали дворняжки, сами не понимая почему. Как впрочем, и я. О, славный Элизиум Филдз (вот, я это сказал!)! Мессия нашего времени, затертая до дыр мечта. Каждый божий вечер мы смотрим, как ты ругаешься со складной гладильной доской, разглаживая свои клетчатые костюмы паром из каллиопы. Святые, в большинстве своем, поисчезали, а ты выжил благодаря праздничному пиршеству кино, подобно Новой Пятидесятнице, чтоб возопить: «Чёрт побери!» Ах, как ласкают слух сии слова! Благословен будь, Уильям Клод! Ты пошел домой не той дорогой, перехитрив Бога, но все же ты наводил о Нем справки. Когда тебя застукали в постели с Библией (!), ты сказал: «Это всего лишь волос Пса Небесного, что укусил меня в одиннадцатилетнем возрасте». «Глоток, кивок, косой взгляд». Откашливаясь, захлопываешь Книгу, говоришь: «Ищу лазейки!» Вот как ты отшиваешь тех, кто придирается к тебе. Затем тасуешь карты в поисках грехов, что изобилуют в тониках, жидкостях для полоскания рта, бомбейском джине и текиле, которыми битком набит твой холодильник, чтоб взять на прицел мир, оболваненный тупицами и подлецами. Твой силуэт на голубом экране нам помогает вести себя как подобает, ну или почти как подобает. В три ночи (полночь наших душ) на шоу. Ты приволакиваешь гнусную особу, способную хоть фурию, хоть ведьму покусать. А после угощаешь виски в утешение, бурча под нос сорокоградусным дыханием, могущим победить простуду или сокрушить смерть. Старые газеты стаями голодных птиц слетаются, Терзая и кромсая плоть твою, измученную коньяком. За что? Должно быть, они учуяли твое пристрастие к словечкам и речам трескучим. О Боже! Вон как они кучкуются и жмутся стайками к твоим коленям, Чтоб назидания твои услышать: «Рангунский лютик! Средство мощное от хвори, вызванной ромовыми возлияниями: бомбейская штокроза». Или: «Ищите и обрящете в энциклопедиях небывальщины меня». «Я прорубился сквозь стену человечьей плоти, волоча свое каноэ!» [35] Такие существительные, как: «пиноши» (карты) и «панаш» (щегольство), Или: «битва ирокезов на веранде». Все эти словеса тебе принадлежат; ах, как я обожал твою абракадабру! Но от твоих миазмов диких свихнуться мог бы кто угодно. У дядюшки у моего дыхание было точь-в-точь как у тебя, Хоть зажигай рождественскую елку от испарений дядькиных. Чуть бабушку не подпалил, когда она суп разливала по тарелкам — «Маллигатани» – ты мастер был словечки смаковать, как самогон. Однажды ночью тебе почудилось, что из печной отдушины Запели ангельские голоса [36] – con brio (то есть «с жаром»). Божественное песнопение из подвала заставило тебя Спуститься, чтобы выгнать разгулявшихся домушников, И распечатать пару-тройку бочонков винных за компанию с ними, Чтобы в безбожные часы ночные твоя вздорная жена, Разбуженная богомерзким пением, Услышала твой голос, горланящий в составе трио |