Онлайн книга «Отдаю свое сердце миру»
|
– Меня разорвет на части, но я должен это попробовать, – говорит Люк. У одного из мужчин в руках аккордеон, у другого – бубен. После того как торт водружают на стол, они запевают «Белла чао». Это быстрая праздничная песня с повторяющейся строкой, которую обычно выкрикивают: O, bella ciao! Oh, bella ciao! Вella ciao, ciao, ciao! Каждое ciao сопровождается смачным ударом бубна. Толпа – ее толпа – знает, что делать. Все хором подпевают и хлопают в ладоши на каждом ciao. Зак Оу, Оливия, Люк и Доун Селеста – все надрываются от крика и хлопают как заведенные, а Малкольм еще и вскидывает в воздух свой кулачок. Кулак как нельзя более уместен. Песня-то о борьбе за свободу Италии, популярная у партизан, сражавшихся против фашистов. – С окончанием школы, Белла, – говорит мама. * * * Аннабель совершенно без сил. Свет погашен, и Малкольм уже дрыхнет на соседней кровати, когда вдруг из гостиничного коридора доносятся голоса. Голоса напряженные, но без надрыва – во всяком случае, пока. Конечно, она сразу догадывается, что происходит там, за дверью. О боже, она надеется, что этот волшебный день не закончится ссорой. Она выползает из постели. Прижавшись ухом к двери, она силится расслышать разговор. «Теперь ты понимаешь, Carina? [125]» Что-то еще – но Аннабель не может разобрать. Но отчетливо слышит свое имя. «Аннабель». Нет, скорее так: «Аннабель?» Со знаком вопроса. Дедушка спрашивает, понимает ли Джина что-то, связанное с ней. – Что там? – Малкольм тут как тут. – Тсс. – Я хочу послушать. – Он пристраивается рядом с ней у двери. Она улавливает его теплое дыхание с ароматом зубной пасты. – Я пытался, carina. Видит Бог. – Она такая же своенравная, как и мама. – О боже. Дай я попробую объяснить. – Нельзя остановить человека. Нельзя навязывать ему свою волю. – Вот именно, carina. Вот именно. Воля передается по материнской линии. Малкольм толкает ее в бок. Она дает сдачи. – Иди сюда. Обними меня. – Люблю тебя, пап. – Люблю тебя, carina. – Пойди, поспи немного. Слышны звуки вставляемых в замок электронных ключей, чавканье дверей, которые открываются и захлопываются. – Мы только что подслушали чудо, – говорит она. – Завтра они снова будут грызться. – Не теряй веры, придурок. Он улыбается. Вскидывает бровь. Глупый гений Малкольм. До него доходит быстрее, чем до нее: она только что призвала его не терять веры в лучшее. Два чуда за одну ночь. * * * На следующий день Аннабель берет отгул, и вся компания отправляется сначала в Филдовский музей естественной истории, а оттуда в музей науки и промышленности. От динозавров к ракетным кораблям: от глубокой древности к недалекому будущему. На обед – хот-доги на морском причале. Она так любит этот город. Возможно, здесь она проводит лучшее время в своей жизни. Об этом она говорит всем на следующее утро, когда приходит пора расставаться. Она уже в полном спортивном снаряжении и готова двигаться дальше. Ее семья и друзья отправятся в аэропорт, все по своему расписанию. – Я провела самое счастливое время, – говорит она Заку и Оливии, маме и Малкольму. – Я буду скучать по тебе, – говорит она Люку. – А я – по тебе. Мим уже спрашивает, как насчет того, чтобы встретиться с вами в Питтсбурге, послушать твое выступление в Карнеги – Меллона. – О боже, я так этого боюсь. До сих пор понятия не имею, о чем говорить. Было бы здорово, если бы вы приехали. – Ты произведешь фурор, что бы ты им ни сказала. – Твоя бабушка серьезно настроена приехать? Это же безумие – мотаться по каким-то случайным местам из-за меня. – Нам нравятся твои случайные места. Но я не хочу постоянно портить тебе праздник, если только ты этого не захочешь. – Он берет ее руки в свои. – А Сэмми это не будет напрягать? Что вы так много времени проводите с нами? – Сэмми? Это жестоко со стороны Люка – вот так забыть свою девушку. – Сэмми Джексон? Твоя… э-э-э… девушка? – Сэмми? Сэмми – не моя девушка. Да, возможно, я упоминал о ней несколько раз, но она моя… скажем так, эквивалент Зака. – Правда? – А ты все это время думала, что у меня есть девушка? – Он хохочет. – О черт! Ты, должно быть, считала меня последним засранцем. – Я не считала тебя засранцем. Я думала, что ты… – Надежный. Но она ничего такого не говорит. – Хороший друг. Смех как рукой снимает. – О черт. Вау. Ты мне нравишься, Аннабель. Может, я не совсем ясно давал это понять. Просто я думал… я хочу сказать, после того, что тебе пришлось пережить… Господи, я был бы последним кретином, если бы не понимал, что нам нужно двигаться чертовски медленно, верно? Это что-то меняет? Сложный вопрос. Меняет ли? Наверное. Но сейчас перед ней все тот же Люк Мессенджер из вчерашнего счастливого дня. Тот, кто сидел рядом с ней в кабинке колеса обозрения на причале с закрытыми глазами. – Я так не думаю, – говорит она. – Нет, я не думаю, что меняет. – Вот это сюрприз. Она сверяется со своими ощущениями, как предлагает доктор Манн. Там, внутри, покой. Покой и даже согласие. Правда, ладони немного вспотели и сердце бьется чуть быстрее, но здесь и сейчас только она и Люк, а все остальное не имеет значения. «Чертовски медленно» означает, что у нее есть время сделать передышку, подумать и сказать то, что она считает нужным сказать. «Чертовски медленно» означает уважение ее личных границ. А уважение ее личных границ равносильно безопасности. Она вытирает взмокшие ладони о шорты. – Для меня это как гора с плеч. Потому что ты мне правда очень нравишься. Мне нравится это. – Он постукивает подушечками пальцев. – Видимо, это передается из поколения в поколение у Аньелли – Мессенджеров. – Видимо, так. – Обними меня, – просит он. Она не против и крепко обнимает его. Она вкладывает в эти объятия все, чего не может выразить словами. Он целует ее в щеку. Этот поцелуй такой же сладкий и спокойный, как тот, что дедушка Эд оставил на щеке Доун Селесты во время прогулки на лодке. – До встречи в Питтсбурге? – До встречи в Питтсбурге. – Мне просто надо попасть в местный лесопарк Бьюкенена, там реликтовые заросли тсуги [126]. |