Онлайн книга «Белая гвардия. Михаил Булгаков как исторический писатель»
|
Волк натянул шинель, и под шинелью было слышно, как ходили и тикали часы. – Часы нужная вещь. Без часов – як без рук, – говорил изуродованному волк, все более смягчаясь по отношению к Василисе, – ночью глянуть сколько времени – незаменимая вещь. Затем все тронулись и пошли обратно через гостиную в кабинет. Василиса и Ванда рядом молча шли позади. В кабинете волк, кося глазами, о чем‐то задумался, потом сказал Василисе: – Вы, пане, дайте нам расписку… (Какая‐то дума беспокоила его, он хмурил лоб гармоникой.) – Как? – шепнул Василиса. – Расписку, що вы нам вещи выдалы, – пояснил волк, глядя в землю. Василиса изменился в лице, его щеки порозовели. – Но как же… Я же… (Он хотел крикнуть: «Как, я же еще и расписку?!» – но у него не вышли эти слова, а вышли другие.) вы… вам надлежит расписаться, так сказать… – Ой, убить тебе треба, як собаку. У‐у, кровопийца… Знаю я, что ты думаешь. Знаю. Ты, як бы твоя власть была, изничтожил бы нас, як насекомых. У‐у, вижу я, добром с тобой не сговоришь. Хлопцы, ставь его к стенке. У, як вдарю… Он рассердился и нервно притиснул Василису к стене, ухватив его рукой за горло, отчего Василиса мгновенно стал красным. – Ай! – в ужасе вскрикнула Ванда и ухватила за руку волка, – что вы. Помилуйте… Вася, напиши, напиши… Волк выпустил инженерово горло, и с хрустом в сторону отскочил, как на пружине, воротничок. Василиса и сам не заметил, как оказался сидящим в кресле. Руки его тряслись. Он оторвал от блокнота листок, макнул перо. Настала тишина, и в тишине было слышно, как в кармане волка стучал стеклянный глобус. – Как же писать? – спросил Василиса слабым, хрипловатым голосом. Волк задумался, поморгал глазами. – Пышить… по предписанию штаба сичевого куреня… вещи… вещи… в размере… у целости сдал… – В разм… – как‐то скрипнул Василиса и сейчас же умолк. – …Сдал при обыске. И претензий нияких не маю. И подпишить… Тут Василиса собрал остатки последнего духа и спросил, отведя глаза: – А кому? Волк подозрительно посмотрел на Василису, но сдержал негодование и только вздохнул. – Пишить: получив… получили у целости Немоляка (он задумался, посмотрел на урода)…Кирпатый и отаман Ураган. Василиса, мутно глядя в бумагу, писал под его диктовку. Написав требуемое, вместо подписи поставил дрожащую «Василис», протянул бумагу волку. Тот взял листок и стал в него вглядываться. В это время далеко на лестнице вверху загремели стеклянные двери, послышались шаги и грянул голос Мышлаевского. Лицо волка резко изменилось, потемнело. Зашевелились его спутники. Волк стал бурым и тихонько крикнул: «Ша». Он вытащил из кармана браунинг и направил его на Василису, и тот страдальчески улыбнулся. За дверями в коридоре слышались шаги, перекликанья. Потом слышно было, как прогремел болт, крюк, цепь – запирали дверь. Еще пробежали шаги, донесся смех мужчины. После этого стукнула стеклянная дверь, ушли ввысь замирающие шаги, и все стихло. Урод вышел в переднюю, наклонился к двери и прислушался. Когда он вернулся, многозначительно переглянулся с волком, и все, теснясь, стали выходить в переднюю. Там, в передней, гигант пошевелил пальцами в тесноватых ботинках и сказал: – Холодно буде. Он надел Василисины галоши. Волк повернулся к Василисе и заговорил мягким голосом, бегая глазами: – Вы вот що, пане… Вы молчите, що мы были у вас. Бо як вы накапаете на нас, то вас наши хлопцы вбьють. С квартиры до утра не выходите, за це строго взыскуеться… – Прощении просим, – сказал провалившийся нос гнилым голосом. Румяный гигант ничего не сказал, только застенчиво посмотрел на Василису и искоса, радостно – на сияющие галоши. Шли они из двери Василисы по коридору к уличной двери, почему‐то приподымаясь на цыпочки, быстро, толкаясь. Прогремели запоры, глянуло темное небо, и Василиса холодными руками запер болты, голова его кружилась, и мгновенно ему показалось, что он видит сон. Тотчас сердце его упало, потом заколотилось часто, часто. В передней рыдала Ванда. Она упала на сундук, стукнулась головой об стену, крупные слезы залили ее лицо. – Боже! Что же это такое?.. Боже. Боже. Вася… Среди бела дня. Что же это делается?.. Василиса трясся перед ней, как лист, лицо его было искажено. – Вася, – вскричала Ванда, – ты знаешь… Это никакой не штаб, не полк. Вася! Это были бандиты! – Я сам, сам понял, – бормотал Василиса, в отчаянии разводя руками. – Господи! – вскрикнула Ванда. – Нужно бежать скорей, сию минуту, сию минуту заявить, ловить их. Ловить! Царица небесная! Все вещи. Все! Все! И хоть бы кто‐нибудь, кто‐нибудь… А?.. – Она затряслась, скатилась с сундука на пол, закрыла лицо руками. Волосы ее разметались, кофточка расстегнулась на спине. – Куда ж, куда?.. – спрашивал Василиса. – Боже мой, в штаб, в варту! Заявление подать. Скорей. Что ж это такое?! Василиса топтался на месте, вдруг кинулся бежать в дверь. Он налетел на стеклянную преграду и поднял грохот. Все, кроме Шервинского и Елены, толпились в квартире Василисы. Лариосик, бледный, стоял в дверях. Мышлаевский, раздвинув ноги, поглядел на опорки и лохмотья, брошенные неизвестными посетителями, повернулся к Василисе. – Пиши пропало. Это бандиты. Благодарите бога, что живы остались. Я, сказать по правде, удивлен, что вы так дешево отделались. – Боже… что они с нами сделали! – сказала Ванда. – Они угрожали мне смертью. – Спасибо, что угрозу не привели в исполнение. Первый раз такую штуку вижу. – Чисто сделано, – тихонько подтвердил Карась. – Что же теперь делать?.. – замирая, спросил Василиса. – Бежать жаловаться?.. Куда?.. Ради бога, Виктор Викторович, посоветуйте. Мышлаевский крякнул, подумал. – Никуда я вам жаловаться не советую, – молвил он, – во‐первых, их не поймают – раз. – Он загнул длинный палец. – Во‐вторых… – Вася, ты помнишь, они сказали, что убьют, если ты заявишь? – Ну, это вздор, – Мышлаевский нахмурился, – никто не убьет, но, говорю, не поймают их, да и ловить никто не станет, а второе, – он загнул второй палец, – ведь вам придется заявить, что у вас взяли, вы говорите, царские деньги… Нуте‐с, вы заявите там в штаб этот ихний или куда там, а они вам, чего доброго, второй обыск устроят. – Может быть, очень может быть, – подтвердил высокий специалист Николка. Василиса, растерзанный, облитый водой после обморока, поник головой, Ванда тихо заплакала, прислонившись к притолоке, всем стало их жаль. Лариосик тяжело вздохнул у дверей и выкатил мутные глаза. |