Книга Бессмертные, страница 17 – Джеймс Ганн

Голос Барбары звенел нежным, чистым колокольчиком.

– Раненые мужчины – это не по моей части. Я предпочитаю, чтобы они были как вы, офицер, – крепкими и здоровыми парнями. Но, – добавила она беззаботно, – если хотите, можете сами заглянуть.

Полицейский хмыкнул.

– Не нужно меня соблазнять. Могу поспорить, под юбкой вы его не прячете. А в этой машинке место осталось только для двигателя. Сколько она выжимает по прямой?

– Я лично разгоняла ее до двухсот, – мимоходом заметила Барбара. – Двести пятьдесят вроде бы предел.

– Поверить не могу.

В его голосе отчетливо звучало благоговение.

– Глядите!

Машина сорвалась с места, как ракета. Через пару секунд загудели шины. Сиберт почувствовал, как машина взлетела, когда воздух, рвущийся через крепкий, крылообразный стабилизатор, приподнял ее. Он был уверен, что она вот-вот остановится, но машина по-прежнему набирала и набирала скорость.

Разве все может быть так легко? – подумал он.

Скорость начала падать. Они мчались по дороге под шум колес. Он сливался в колыбельную, которая снова убаюкала Сиберта.

Вскоре Сиберт проснулся от толчка, разбередившего рану. Машина опять остановилась, и шум стих.

Пришла та же мысль: я умираю. Доктор так сказал. С ясностью, которой не ощущал с тех пор, как его подстрелили, он понял: пуля миссис Джентри прошла сквозь легкое. Он истечет кровью до смерти. Каждое движение делает такой исход более вероятным.

Он почувствовал, как в нем поднимается злость на Барбару, которая так легко отнеслась к его ранению, которой было наплевать, жив он или нет, из-за которой ему пришлось слепо метаться в поисках убежища, буквально умирая на ногах.

Незамедлительная медицинская помощь могла бы его спасти. Так предполагал доктор.

Она поделилась с ним своей кровью, это верно. Но что значила пинта крови, когда из его тела непрестанно и неизбежно утекал целый поток красной жидкой жизни. Даже если это кровь бессмертного.

Беспричинный гнев разгорался все сильнее. Черт ее возьми! – подумал он. – Я умираю, а она будет жить вечно.

Смерть была странным действом, очень похожим на рождение, с длинными периодами дремы и серыми, полубессознательными периодами бодрствования. Каждый раз, когда эта серость на мгновение отступала, Сиберт удивлялся тому, что все еще жив. Картинки из жизни тонули в долгой, тяжелой дреме, пока наконец он не проснулся полностью, с абсолютно ясным сознанием.

Серый свет падал сквозь пыльное окно и освещал пестрые квадраты тяжелого одеяла, которым он был накрыт. Я буду жить, – подумал он.

И, повернув голову, увидел Барбару, спавшую в массивном кресле рядом с его кроватью. Его старая обивка была изодрана; поролон торчал наружу серыми, отвратительными комками.

Лицо Барбары, измученное и усталое, казалось почти уродливым. Ее одежда была мятой и грязной. Сиберту не нравилось то, что он увидел. Он хотел отвести взгляд в сторону, но ее глаза открылись, и он улыбнулся.

– Тебе лучше, – сказала она хрипло. Ее рука прикоснулась к его лбу. – Жара нет. Ты скоро поправишься.

– Думаю, ты права, – тихо сказал он. – Благодаря тебе. Как долго?

Она поняла.

– Прошла неделя. А сейчас засыпай.

Он кивнул, закрыл глаза и с головой нырнул в глубокий, темный, освежающий омут сна. В следующий раз, когда он проснулся, появилась еда, наваристый куриный бульон, который легко скользнул в желудок, согревая и придавая сил – сил для дальнейшей беседы.

– Где мы? – спросил он.

– На старой пустой ферме. Заброшена уже лет десять или больше, я думаю.

Она нашла время, чтобы вымыться и переодеться в платье, которое, должно быть, нашла в чулане; оно было хоть и старым, но чистым.

– Гидропоника, наверное, выдавила фермера с рынка. По дороге сюда мне никто не встретился. Вряд ли кто-то вообще заметил, что я сюда поехала. Я спрятала машину в амбаре. Там гнездятся куры. Кем были те люди, которых ты застрелил?

– Позже, – сказал он. – Сначала скажи, ты помнишь своего отца?

Она озадаченно покачала головой.

– У меня не было отца. По крайней мере настоящего. Это важно?

– Не для меня. Мать тебе ничего о нем не рассказывала?

– Совсем немного. Она умерла, когда мне было десять.

– Тогда почему ты настояла, чтобы доктор взял твою кровь для переливания?

Барбара на мгновение задержала взгляд на старом дощатом полу. Когда она снова посмотрела на Сиберта, ее светло-карие глаза были спокойны.

– Кое-что мне мама все же рассказала, но заставила поклясться, что я этого никому не скажу. Это было для нее очень важным.

Сиберт мягко улыбнулся.

– Вот и не нужно мне ничего говорить.

– Но я хочу, – быстро возразила она. – В этом суть любви, правда, – ты хочешь делиться всем, ничего не утаивая?

Ее лицо озарила застенчивая улыбка.

– Мама сказала, это мое наследство – дар от отца. Его кровь. В ней есть особое волшебство, которое не даст мне состариться, и я всегда буду молодой. Если я с кем-нибудь поделюсь этим волшебством, он снова станет здоров и молод. Но если я кому-нибудь расскажу об этом или сдам кровь – волшебство исчезнет.

Улыбка Сиберта стала шире.

– Ты смеешься надо мной, – сказала она, отодвигаясь. – Ты думаешь, это были просто девчоночьи глупости или моя мать была сумасшедшей.

– Нет, нет.

– Может, это и были глупости, – мягко продолжила она, отсутствующе глядя перед собой. – Может, это все было придумано, чтобы утешить маленькую некрасивую девочку, с которой никто не хотел играть. Может, ее просто пытались убедить в том, что она заколдованная принцесса, которая со временем из гадкого утенка станет прекрасным лебедем. Я тогда в это верила. И когда ты умирал, поверила вновь. Мне хотелось верить в то, что я могу спасти тебя, что это волшебство настоящее.

– Твоя мама говорила правду, – сонно пробормотал Сиберт. – Ты и правда принцесса, прекрасный лебедь. И волшебство – настоящее. В следующий раз…

В следующий раз на обед Сиберту досталось белое куриное мясо с бульоном, в котором плавали хлопья яичного желтка. Он смог ненадолго сесть. Немного дергало рану, и болели мышцы плеча.

Он быстро утомился и спустя пару минут снова рухнул на подушку.

– Твоя мама говорила правду, – повторил он. – Только ничего сказочного в этом нет. В действительности в тебе течет кровь, чьи иммуномодулирующие протеины – гамма-глобулин – способны предотвращать клеточную дегенерацию, побеждая смерть как самую обычную болезнь.

Он рассказал ей историю Маршалла Картрайта, легендарного существа, путешествовавшего по стране и оставлявшего после себя бессмертных детей, как Джонни Эпплсид когда-то оставлял за спиной яблоневые сады. Он рассказал ей об Институте и его основателях, а также об их цели. Рассказал, что был невольным участником всего этого, пока случайно не обнаружил, что ищут остальные.