Онлайн книга «Формула смерти»
– Идем за мной, – оглядевшись по сторонам, прислушавшись к звукам, наполнявшим подъезд, сказал Мамонтов и подтолкнул Андрея в спину. – Наверх. – На чердак, что ли? – Не-а, – сказал Мамонтов, – еще выше. На небо пойдем, посмотрим, кое-что показать тебе хочу. По железной лестнице они забрались на технический этаж, оттуда выбрались на крышу, плоскую, черно-серую. На крыше Николай Мамонтов осмотрелся и застегнул молнию ветровки. Солнечный диск мерцал в низких облаках и оттого был похож на полную луну. Андрей тоже застегнул куртку и поправил ремни ранца. Мамонтов пригнулся, натянул на голову капюшон ветровки. – Холодно здесь и противно, – он пошел к краю крыши. – Боишься высоты? – Абсолютно не боюсь, – ответил Андрей. – А я боюсь. Странно это, боюсь с детства, по лестницам лазать вообще не могу. "Еще бы, – подумал мальчик, – весишь сто килограммов, какая лестница такую тушу выдержит? " Ветер свистел в антеннах, над домом носились ласточки, черные, острокрылые, стремительные, они попискивали. Внизу простирался город. – Это твоя школа? – стоя у ограждения, Мамонтов указал пальцем на белое трехэтажное здание примерно в километре от многоэтажки. – Нет, моя школа в другой стороне, – мальчишка сделал шаг назад. – Ты точно высоты не боишься? – Нет, не боюсь, я примерно с такой высоты даже прыгал. – Это в бассейне было, а на крыше, наверное, совсем другое чувствуешь. – Не боюсь я высоты. – Тогда иди сюда, – подозвал Андрея Мамонтов. Мальчик подошел. – Сядь на ограждение. – Зачем? – Сядь, я тебя сфотографировать хочу на фоне города, красивый снимок получится. В толстых пальцах Мамонтова появился фотоаппарат, черная мыльница. Он приложил его к глазу. – Садись. А ранец сними, он не очень красиво смотрится. Андрей снял ранец. Мамонтова он не боялся и никакого подвоха не ожидал. Наоборот, ощущал свое превосходство над взрослым мужчиной, боявшимся высоты. Андрей уселся на перила и посмотрел на город. По дороге ехали машины, дымились трубы заводов, по небу неслись облака. Москва казалась безграничной. Во все стороны, сколько мог видеть глаз, простирался серо-зеленый с ржавыми крышами город. Мамонтов присел на колено, несколько раз щелкнул кнопкой. – Сиди, не двигайся, – сказал он мальчику и подался вперед, чтобы отодвинуть ранец. – Не шевелись, Андрюша, – Мамонтов, отодвинув ранец, тут же схватил мальчишку за ногу и резко дернул ее вверх. Андрей коротко, пронзительно вскрикнул и, кувыркаясь, переворачиваясь в воздухе, полетел вниз. А Мамонтов, на ходу пряча в карман ветровки фотоаппарат, побежал к люку. Мамонтов нырнул в люк прежде, чем прозвучал хлопок – удар тела об асфальт. Короткий вскрик ребенка все еще звенел в его ушах. Мамонтов спустился на лифте, пересек по диагонали двор и увидел метрах в ста пятидесяти от себя толпу людей. Он не стал подходить к ним, сел на лавочку, достал из кармана леденец, сунул за щеку и стал перекатывать его во рту. Минут через пятнадцать примчалась карета «Скорой помощи», а еще через десять минут он спросил у двух девочек, которые поравнялись с ним: – Чего там народ собрался, плохо кому стало, что ли? – Мальчик с крыши упал. – Жив, надеюсь, остался? – Нет, насмерть разбился, он головой на люк упал, – проговорила девочка дрожащими губами. – Знакомый ваш? – Нет, он не из нашего дома, мы его не знаем. Две женщины видели, как он падал и кричал. Они с собачками гуляли. Мамонтов разгрыз леденец, снял с головы капюшон ветровки и пошел. На ходу он достал из кармана маленький серебристый телефончик, обычно такие трубки носят женщины – изящные, игрушечные. В руках мужчины она выглядела игрушечной. Прикрывая микрофон ладонью от ветра, Мамонтов торопливо говорил: – Порядок, готовь деньги. Все в ажуре, вопрос решен. Сажусь и еду. – Хорошо, корт. – Понял, знаю. Викентий Федорович сидел на теннисных кортах и смотрел, как яростно сражаются четверо мальчишек. Один из них Викентию Федоровичу очень нравился – маленький, изящный, с тонкими чертами лица, со светлыми кучерявыми волосами. «Ангельское личико и зад хороший, крепенький, миниатюрный, – думал Викентий Федорович». Иногда он доставал из сумки стоящую у ног бутылку минералки, делал пару глотков. «Вот такая жизнь, – думал пожилой мужчина, – был мальчик, и нет его, выплеснули вместе с водой. Зато теперь я могу быть спокоен, он никому ничего не сможет сказать. Крепче всех молчат мертвые. Все правильно, тянуть было нельзя. Вот Сережка Комов где-то расслабился, где-то потерял контроль над собой, увлекся и тут же попался. С ним тоже надо что-то делать, если его возьмут в оборот, он меня сдаст со всеми потрохами. Хотя при чем тут я? Ни при чем, это просто законы идиотами написаны. И детям хорошо: деньги им дают и их родителям. Ну, нравятся мне мальчики, люблю я детей. И в Греции, и в Риме мужчины любили мальчиков. Их же за это не казнили, такое было в порядке вещей. А сейчас придумали законы… Вот этот, красив, как маленький бог, да и в теннис играет хорошо… Теннис, пенис… С утра теннис, а потом пенис, или, наоборот, сначала пенис, а потом теннис…» Викентий Федорович слышал, как подъехал джип, видел, как из машины выпрыгнул грузный толстяк Мамонтов и торопливо засеменил к нему. Мамонтов подошел, а Викентий Федорович указал на корт: – Смотри, Колюнь, какой товар прыгает! – Который, Викентий Федорович? – Здесь, по-моему, один стоящий, а трое никуда не годятся. – Кучерявый? – Пальцем на человека не показывай, придурок! Никакого воспитания, словно из деревни приехал! – Прошу прощения, Викентий Федорович. – Сиди тихо, рассказывай. – Что, собственно говоря, рассказывать? Привел его на крышу, посадил на парапет, взял за ноги и немножко помог ему свалиться. – Никто вас двоих на крыше не видел? – Вроде нет. Я делал вид, что фотографирую его, поэтому на корточках сидел. Снизу меня никто увидеть не мог. – Что значит «вроде»? – строгим голосом произнес Смехов. – Ну, знаете, Викентий Федорович, птички летали, солнце светило. Может, они видели, но они будут молчать, никому не скажут. Свидетелями в суде они стать не смогут, это точно. Викентий Федорович Смехов сунул руку в сумку. Мамонтов следил за рукой. Из сумки Смехов вынул бутылку с минералкой. – Водички вот попей. – А деньги? – Водички попей. Не бойся, не отравлена! – Викентий Федорович подал пластиковый стакан. |