Книга Смерть в сумасшедшем доме, страница 23 – Кэролайн Данфорд

– А если я захочу поместить к вам своего родственника? – вдруг спросила Беатрис.

– Вам нужно будет предоставить историю его болезни и два подписанных экспертами подробных медицинских заключения о том, что он страдает душевным расстройством или является умственно отсталым.

– То есть все не так уж сложно, – подытожила мисс Уилтон.

– Члены Комиссии по делам душевнобольных могут освободить человека из-под принудительной опеки, если, посетив его дважды на протяжении нескольких недель, они удостоверятся в его душевном здоровье, – сухо сказал доктор Франк. – В нашей системе исключены злоупотребления.

Мисс Уилтон встала с кресла – видимо, она, так же, как и я, почувствовала, что терпение врача на пределе.

– Вы бы удивились, доктор, узнав, на что способны деньги в моем мире. – С этими словами она покинула кабинет.

Бертрам, пробормотав нечто, похожее на извинения, устремился за ней.

– Мне очень неловко, – сказала я психиатру. – Она… – Я замолчала, так и не сумев подобрать убедительное оправдание поведению Беатрис.

– Она раздражена и фрустрирована, – помог мне доктор Франк. – Развитый интеллект – проклятие женщин в нашу эпоху. Будьте осторожны, дорогая моя. У вас его в избытке.

Мне оставалось лишь развести руками и последовать за своими компаньонами. Нас проводила к выходу невысокая женщина в опрятном фартуке. Она все время улыбалась и твердила, до чего же ей приятно принимать здесь посетителей.

– Она что, из этих?.. – прошептал мне на ухо мистер Бертрам.

– У нее часы и униформа сиделки, – возра-зила я, но не удивилась, что он ошибся, причислив нашу спутницу к умалишенным: женщина демонстрировала чрезмерную жизнерадостность и веселость, которые казались неестественными. Объяснить это можно было лишь тем, что ей приходилось каждый день носить маску оптимизма и бодрости, глядя на человеческие страдания.

Входную дверь для нас распахнул уже знакомый страж. Первое впечатление меня не обмануло – он действительно был огромен и мрачен, – но теперь я рассмотрела этого человека получше: одно ухо у него было расплющено в результате старой травмы и походило на ошметок цветной капусты, а нос был свернут набок. Он стоял слишком близко к дверному проему, и я невольно втянула голову в плечи, постаравшись проскользнуть мимо так, чтобы его не задеть. В этот момент я заметила, как губы великана едва заметно дрогнули в довольной усмешке: он наслаждался своей властью над нами.

Мистер Бертрам вальяжно вложил ему в руку монету и шагнул на крыльцо как ни в чем не бывало – с таким видом, словно мы покидали кофейню, а не дом умалишенных. И это был очень достойный ответ церберу.

– Какое ужасное место, – поморщился Бертрам, когда мы наконец оказались в полной бе-зопасности, рассевшись в экипаже. – Доктор Франк, очевидно, делает все, что в его силах, но атмосфера там гнетущая. А ты отлично держалась, Беатрис.

– Да уж, – отозвалась та, поправляя перчатки. – Тем не менее мне мало чего удалось добиться. В этом заведении произошла таинственная история, и я пока не знаю, как к ней подобраться.

– Но ты же не собираешься туда вернуться? – забеспокоился мистер Бертрам.

– Нет, однако я попытаюсь добиться интервью у кого-нибудь из членов Комиссии по делам душевнобольных. Как ты полагаешь, она и правда существует или доктор Франк блефовал?

– Простите, я не очень поняла, мисс Уилтон, – не выдержала я. – Мне казалось, этот дом умалишенных – тема вашего журналистского расследования…

– Именно так.

– Но разве вы предварительно не навели о нем справки?

Губы Беатрис вытянулись в тончайшую ниточку, означавшую, по-видимому, сдержанную усмешку:

– Что ты имеешь в виду?

– У редакций газет наверняка есть богатейшие архивы сведений или доступ в библиотеки…

– До чего же все-таки занятно иметь дело с экономкой, столь прекрасно осведомленной по всем вопросам. Быть может, вы подскажете мне, мисс, что я должна предпринять дальше в рамках расследования?

– Что ж, я полагаю… – с готовностью начала я, но Беатрис оборвала меня язвительным смешком:

– Право слово, Бертрам, эта девица совсем потеряла стыд! Тебе бы заняться воспитанием прислуги. Вот что, Урсула, не смей учить меня, как делать мою работу. Журналисты должны следовать инстинктам. Как говорят в нашем газетном сообществе, хорошее чутье – лучшее оружие нападения.

Я вскинула брови от изумления и уже приготовилась парировать этот выпад, но перехватила взгляд Бертрама.

– Прошу прощения, я позволила себе лишнее, – проговорила я со всей возможной учтивостью, хотя ее слова вывели меня из себя. – Я всего лишь хотела быть полезной.

Этим изящным извинением я заслужила сдержанный кивок. До конца нашей поездки Беатрис беседовала с Бертрамом, понизив голос, – давала понять, что в моей помощи она не нуждается. Когда мы вышли из экипажа, остановившегося у гостиницы, мисс Уилтон обернулась ко мне:

– До вечера можешь быть свободна. Твое присутствие понадобится только за ужином. К сожалению, общественные нормы запрещают мне сидеть за столом наедине с мистером Стэплфордом, невзирая на то, что он безупречный джентльмен.

Я взглянула поверх ее плеча на Бертрама, который внимательно изучал собственные ботинки.

– Сэр? – вопросительно сказала я.

– Вы с Мерритом можете воспользоваться случаем сойтись поближе, – продолжала Беатрис. – В конце концов, вам посчастливилось оказаться в Лондоне, а ваши услуги сегодня не требуются.

– «Сойтись поближе»? – повторила я с надменной интонацией своей матушки.

Отчасти это подействовало, поскольку Беатрис соизволила слегка покраснеть, но смутить ее оказалось не так-то просто.

– Я полагаю, тебе трудно соответствовать нашему с мистером Стэплфордом уровню и проявлять такое же знание этикета, так что ты должна порадоваться возможности провести время с кем-нибудь равным себе по положению.

Она назвала Меррита равным мне по положению! Я наградила ее таким пылающим взглядом, что меня саму бросило в жар.

– Я получаю указания от мистера Стэплфорда, мисс, – произнесла я тихим, ровным голосом, и, знай она меня получше, этот голос обратил бы ее в паническое бегство.

Бертрам наконец вернулся к реальности:

– Я провожу мисс Уилтон наверх. Если тебя не затруднит, Эфимия, подожди в малом салоне, я бы хотел с тобой поговорить, когда вернусь.

Я кивнула – ну слава богу, образумился, – однако, когда он присоединился ко мне в салоне, отделанном рюшками и финтифлюшками в бе-зудержно розовых тонах, совершенно не подобающих приличной современной гостинице, его лицо было искажено гневом.

– Что ты себе позволяешь, Эфимия?! Мисс Уилтон глубоко удручена твоим поведением! Ей даже сделалось дурно, и она вынуждена была прилечь. Сказала, что сама пошлет за доктором. Ты что, не знаешь, что у нее слабое сердце?