Книга Данте. Преступление света, страница 42 – Джулио Леони

— Вы о восьмиугольнике? Заморские язычники считают, что именно эту форму принимает Бог, когда хочет, чтобы люди его познали. Восьмиугольник — не что иное, как удвоенный Тетраграммон — непознаваемое имя Бога, двойной куб, на котором зиждется мироздание. Именно эту форму древние придавали зданиям, предназначенным для того, чтобы хранить божественный свет.

— Свет?

— Да… Божественный дух. Или следы его пребывания. Разве в дорогих вашему сердцу поэтических произведениях не говорится о том, что даже сам Святой Грааль ^[31] хранится в каменном восьмиугольнике?

Подняв глаза вверх, Данте окинул взглядом мозаику потолка, потом — осмотрелся по сторонам.

— У Баптистерия тоже восемь углов, — заметил он.

— Вот именно, — пробормотал Марчелло.

— А как по вашему? Зачем теперь строить в наших землях большое восьмиугольное здание? Не для Грааля же?

— А кто его строит? И где? — с удивлением спросил старец после небольшой паузы.

— К северу от Флоренции. Это очень странное сооружение.

— Вы его видели?

— Да.

— Ну и что же вы там увидели?

— Да почти ничего. Разве что — понял его форму. А впрочем…

— Что?

— Оно построено на тропе смерти. И смерть его уже посетила. Возможно, это была ее следующая остановка после постоялого двора и болота.

— Какого болота?

— А такого! — ответил поэт.

— И вообще Стикс совсем не так далеко отсюда, как вы думаете, — добавил он и удалился, покинув в Баптистерии удивленного старца.

В ГИЛЬДИИ СТРОИТЕЛЕЙ

Некоторое время он с удивленным видом рассматривал рисунок. На его лице появилось крайне недоверчивое выражение, и он повернулся к двум престарелым мастерам, поднявшимся из своих кресел, чтобы изучить рисунок.

— Что это такое?

— Именно это я и хочу от вас услышать. Это чертеж какого-то здания, которое уже начали строить. Что говорит вам ваш богатый опыт? Что это за чертежи? И для чего может служить такое здание?

— А зачем вам это знать?

Помрачнев, Данте сжал кулаки и шагнул вперед. Он прекрасно знал, что все связанное с деятельностью Гильдии строителей облачено покровом страшной тайны. Однако теперь перед строителями стоял не кто попало, а флорентийский приор!

— За тем, что у меня есть основания подозревать, что это сооружение связано с преступлением. Я обязан его раскрыть, а вы обязаны мне в этом помочь, — прошипел поэт.

Казалось, Маноэлло крайне удивлен. Он жестом подозвал к себе двух других мастеров, и они втроем склонились над бумагой.

— Какое странное здание! — пробормотал Маноэлло первому из них. — Что это? Башня?

— Слишком большая, — что-то быстро прикинув в уме, ответил второй мастер. — Может, это помещение для прядильных станков? На севере их теперь сооружают огромных размеров. Или сушило для окрашенных тканей? Или для дубленых кож?

— Нет… Только я знаю, для чего это! — раздался чей-то дрожащий голос.

Самый старый, третий мастер уже бросил на чертеж быстрый взгляд и теперь держался в стороне.

Данте повернулся к нему и увидел, что неумолимо приближающаяся смерть уже наложила печать на его иссиня-бледное лицо. Один его глаз скрывало бельмо, а второй — пораженный катарактой — едва выглядывал из-под полуопущенного века. Однако теперь в этом еле живом глазе внезапно вспыхнул огонь.

— Это было давно… Очень давно…

— Мастер Маттео! — раздраженно перебил его Маноэлло. — Поберегите себя. Не надо так напрягаться!

— Где это было?! — нетерпеливо воскликнул Данте, раздраженным жестом приказав Маноэлло замолчать.

— Видите эти выступы на внешних углах здания, повторяющие в уменьшенном виде эту же фигуру? Видите образованную ими корону идеальной формы? — возбужденно продолжал старец. — Это здание предназначено не для смертных. Это — обитель богов! Когда Бигарелли…

— Бигарелли?! — воскликнул Данте. — При чем тут Бигарелли?!.

Но старец, казалось, вообще не слышал поэта. Простерев сухую, как ветвь, руку над чертежом, он погрузился в воспоминания.

— С тех пор прошло пятьдесят с лишним лет. Вся моя жизнь…

Наклонившись над бумагой, он напряг остатки своего зрения.

— Да. Я видел чертежи замка, сделанные Гвидо Бигарелли по повелению императора.

Данте, кажется, начал понимать.

— Это один из замков Фридриха? Одна из твердынь, которыми император отмечал границы своих владений?

— Нет. Не границы. Это было в центре земель Капитанаты ^[32]. На возвышенности, с которой виднелось море. Под знойным солнцем Юга. Это замок Санта Мария аль Монте ^[33].

Провожаемый взглядами собравшихся, старец с трудом поднялся на дрожавшие ноги и побрел к стене в глубине зала, где лежали на полках бесчисленные свернутые в трубку листы и стояли скрепленные металлическими полосами сундуки. Отперев замок на одном из них, старец долго рылся внутри и наконец разогнул спину, показывая с торжествующим видом пачку пыльных листов пергамента.

— Вот! Мои глаза почти ничего не видят, но меня пока не покинула память! Я помнил, где они лежат!