Книга Данте. Преступление света, страница 45 – Джулио Леони

— А ты знаешь, где оно спрятано?

Сиенец грустно покачал головой:

— Во Флоренции к нам должен был прийти человек. Он сказал бы нам, что делать дальше. Мы должны были встретиться с ним на постоялом дворе «У ангела». Только Брандан знал этого человека и, может, уже с ним встречался. Но со смертью Брандана ниточка оборвалась… Что же нам теперь делать?! — заломив руки, воскликнул Чекко.

— Ничего не предпринимайте и сидите здесь тихо. Может, Брандан просто поскользнулся и захлебнулся. Будь это дело рук Бонифация, мы бы здесь не сидели. А вдруг незнакомец, которого вы ждете, еще объявится?

Чекко кивнул, обеими руками схватившись за хрупкую соломинку надежды.

— Но кое-что я все-таки знаю. Я слышал, что Фридрих спрятал сокровище в восьмиугольнике.

Сев к шахматной доске, Данте задумался. — Если речь идет о поисках легендарных сокровищ Фридриха, не удивительно, что из-за них уже погибло столько народа… В восьмиугольнике?.. Император вполне мог спрятать сокровище в своем замке Кастель дель Монте. Если это так, смысл фальшивого крестового похода вполне очевиден. Набрав толпу фанатиков и авантюристов, ее повели бы по дорогам Апулии к портам, из которых можно отплыть в Святую Землю. Добравшись до Капитанаты, можно было под шумок незаметно извлечь сокровище из тайника в восьмиугольном замке… Но зачем же строить рядом с Флоренцией его копию?.. Чтобы как следует его изучить и найти двойные стены, в которых спрятано золото? Но если замок построил сам Бигарелли, зачем ему понадобилась его модель?.. И зачем такое количество зеркал, если вполне достаточно двух, чтобы спрятать тело Амары под реликварием?.. А что это за загадочный механизм?.. А зачем убивать столько людей?.. И есть ли загадочный наследник императора, или это он сам собирается возникнуть из небытия во всем блеске былой славы?

У Данте от усталости слипались глаза, голова стала невероятно тяжелой и упала ему на руки. Поэт медленно опустился на ковер у шахматной доски и погрузился в сон.

Во сне он, наверное, сполз с ковра, потому что холод каменного пола пронзил его до костей. Все члены его тела окоченели и отказывались ему повиноваться. В какой-то момент Данте привиделось, что кто-то расставил по помещению множество зеркал, в которых отражались ужасные и неверные образы — отражения страшных существ совсем другого мира. Внутри зеркал извивались огненные демоны, их змеиные хвосты вились по полу, как щупальца, подползавшие к подсвечникам.

Не до конца понимая, что видит это лишь во сне, Данте поднялся на ноги и попятился от зеркал к выходу из проклятого аббатства, но замер на месте, окаменев от страха. В одном из зеркал раздалось рычание. Теперь зеркала образовали собою восьмиугольник, в центре которого разверзлась бездна. Из нее доносилось эхо страшного грохота и чьи-то вопли. Казалось, в преисподнюю рухнула огромная колоннада, увлекшая за собой толпу людей. Приблизившись к провалу и заглянув в него, Данте увидел, что из его недр неумолимо поднимается бесформенная и ужасная черная масса. Поэт хотел бежать, но ноги ему не повиновались, и он замер на месте, содрогаясь от страха.

На глазах у окаменевшего Данте из пропасти поднялся огромный бородач с двумя лицами, украшавший собою нос галеры с мертвецами на борту. Оба его рта терзали клыками человеческие тела. Гигант рычал и мотал головой. Вокруг него летали кровавые брызги и куски человеческого мяса.

Поэт с ужасом заметил, что люди в зубах у гиганта еще живы и корчатся в смертельных муках, испуская душераздирающие вопли. Двое людей в золотых коронах. Два короля. Отец и сын…

12 АВГУСТА НА РАССВЕТЕ. НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

Не успел Данте наполнить водой его оловянный кубок, как Бернардо вырвал его из рук поэта и стал жадно пить, оторвавшись от стакана лишь после того, как осушил его до дна. Его трясло. У него стучали зубы.

Наконец ему стало чуть лучше, он заметил Данте и вежливо предложил ему садиться, убрав несколько фолиантов с единственной в комнате деревянной табуретки.

Убедившись в том, что его гость уселся, ученый оперся спиной о подушку.

— Чем могу вам служить, мессир Данте?

— Я хотел узнать у вас кое-что о жизни императора Фридриха.

Бернардо едва заметно кивнул.

— Мог ли уцелеть один из его отпрысков?

Историк пожал плечами. Внезапно он заметил у себя на пальце чернильное пятнышко и принялся пристально его изучать с таким видом, словно оно могло дать ответ на любой вопрос. Наконец он поднял глаза на поэта и пробормотал:

— Это возможно. А что?

— В последнее время происходят странные вещи. У меня какие-то предчувствия, я слышал туманные намеки и надеялся на то, что вы об этом знаете больше других.

— Фридриху не подходят обычные мерки. Его по праву считают самым замечательным человеком нашего времени. Его называли Чудом света. Очень многое в нем самом и в его жизни неясно. Своим трудом я пытаюсь пролить свет на то, что до сих пор считалось неизвестным, но очень многое так и останется загадкой. Многое о нем безвозвратно забыто, иное — случайно или нарочно искажено. Очень долго многие не верили в его смерть. Совсем недавно в германских землях появился человек, утверждавший, что он — император Фридрих, некогда скрывшийся от своих недругов, а теперь вернувшийся спасти империю.

— Ему поверили?

— Да. Несколько лет он скитался в тех краях, окруженный армией приверженцев, готовых отдать за него жизнь… Что же до вашего вопроса, я не могу дать на него ни отрицательного, ни положительного ответа.

Данте ждал, что еще скажет Бернардо, но тот, кажется, не хотел раскрывать тайну. Некоторое время он выжидательно смотрел на Данте и наконец заговорил:

— Династия Гогенштауфенов прекратилась со смертью злополучного Конрада ^[37]. Других законных наследников у императора не было. Однако Фридрих любил многих женщин…

— У него было много незаконнорожденных детей?

— Превеликое множество настоящих, а еще больше — вымышленных. У него не было, пожалуй, ни одной наложницы, которая не хвасталась, что зачала от самого императора. Да и сам Фридрих был не склонен опровергать некоторые слухи. Ведь он был убежден в том, что плодовитость — атрибут настоящего величия, а многочисленное потомство укрепит династию и умерит аппетит ненасытных законных наследников. Фридрих не желал отказываться от власти до дня естественной кончины, положенного ему матерью-природой.