Книга Данте. Преступление света, страница 48 – Джулио Леони

Немного подумав, поэт сгреб в сторону мечи и положил ящик с механизмом на свободное место, освободившееся на дне саркофага.

Он уже закрывал саркофаг крышкой, когда услышал на лестнице чьи-то шаги. В тусклом свете лампы Данте увидел Чекко Ангольери с коротким мечом в руке.

Увидев Данте, Чекко опустил меч:

— Это ты!.. Я услышал здесь шум и уже хотел…

— Зачем ты мне лгал? — спросил его поэт, закрыв саркофаг.

Чекко напустил на себя обиженный вид.

— Когда это я тебе лгал? — спросил он, почесывая свой объемистый живот.

— В этом подземелье полно оружия. Зачем оно вам, если вы просто хотели надуть флорентийских ротозеев?

— Я тоже видел эти мечи, но, честное слово, я не знаю, зачем их тут спрятали! — воскликнул Чекко, отшвырнул оружие и приблизился к Данте. — Все организовали приверженцы любви, но мне известна лишь часть их плана. Никто из нас не знал его целиком, но если о нас узнают люди Бонифация, мы все погибли…

Сиенец побледнел как смерть и затрясся от ужаса. У него подогнулись колени, и он сполз по стенке на пол.

— А при чем тут Папа Римский? — встревоженно спросил поэт, которому сейчас меньше всего хотелось вступать в борьбу с папской курией.

Чекко прикусил губу, но наконец решился на признание:

— Приверженцы любви задумали какое-то большое дело.

— У нас во Флоренции? Что именно?

Сиенец стал озираться по сторонам, словно опасаясь, что их может кто-то подслушать. Потом он, кажется, справился со страхом, и к нему вернулась его обычная наглость.

— Это все деньги, друг мой. Наверняка — деньги. Из-за денег я с ними и связался. Из-за чего же еще? Приверженцы ищут кучу денег, спрятанных Фридрихом, мир праху его! И если мы найдем это сокровище, я наконец отправлю ко всем чертям своего папашу!

— Опять Фридрих! — раздраженно воскликнул Данте. — Все твердят о нем так, словно его призрак вернулся и расхаживает по земле. О мертвецах должно говорить с почтением, а вы никак не можете оставить его в покое и мошенничаете, прикрываясь его именем! Выкладывай, что вы там задумали?

— Замысел очень непрост, — покачав головой, ответил Чекко. — Уже сплетена целая паутина. Каждый из нас знаком только с тем, что должен выполнить сам. Полностью же план известен только Первейшему. Но я понял, что приверженцы любви действительно ищут сокровища императора. А я уж постараюсь отхватить кусок побольше. Ты не представляешь, как мне нужны деньги…

Я и с тобой щедро поделюсь, если ты мне поможешь… Как тогда — при Кампальдино! — добавил он и хлопнул Данте по плечу, но тот раздраженно отбросил его руку.

— А кто теперь Первейший среди приверженцев любви?

— Очень долго им был наш друг Гвидо Кавальканти. Наверное, он был бы им и сейчас, не изгони ты его из Флоренции, — с кислой миной ответил Чекко. — А теперь командует кто-то еще поважнее. Больше я ничего не знаю, но в этом — уверен.

Данте сжал руками виски. Куски головоломки кружились у него в мозгу, как обезумевшие ночные бабочки вокруг огня.

— А еще я слышал, что они собираются отомстить за убийство императора, — добавил Чекко.

— За его убийство? — переспросил поэт, тут же вспомнив слова Бернардо. — Значит, и приверженцы думают, что императора убили?

— У нас говорят о яде и о лекаре императора.

— А как этот лекарь умудрился отравить императора?

— А вот этого никто не знает, — пожал плечами Чекко.

Данте поморщился. Опять никто ничего не может объяснить!

НЕЗАДОЛГО ДО ПОЛУДНЯ

Секретарь городской управы проживал в одном из них в начале Рыночной улицы. Его контора находилась на втором этаже. На первом же хранились городские архивы. Там покоились связки актов и указов, а также протоколы бесчисленных совещаний.

— Здравствуйте, мессир Дуччо! — приветствовал секретаря Данте.

Бросившийся ему навстречу лысый человечек почтительно поклонился и отложил в сторону пачку листов, которые подшивал.

— Чем могу служить?

— Вы знаете все, что творится в этом городе. Кто продает, а кто покупает, как и чем занимается.

Секретарь с довольным видом зажмурился и ухмыльнулся.

— Вы любезно преувеличиваете мою осведомленность. Гильдии с их системой регистров гораздо осведомленнее меня. Хотя я, конечно, и фиксирую в общих чертах все происходящее… Так я помогаю взимать налоги, — подмигнув поэту, пояснил Дуччо. — Ведь торговцы только и думают о том, как бы уклониться от их уплаты.

Оглядевшись по сторонам, Данте убедился в том, что комната секретаря обставлена очень скромно странной мебелью совершенно непонятного происхождения. В качестве письменного стола Дуччо, использовал переделанный церковный пюпитр. Стулья в комнате тоже были совершенно разношерстные. И эти скромные помещения хранили в себе память обо всем происходившем во Флоренции.

— Что вам известно, мессир Дуччо, о некоем ученом по имени Арриго из Ези, с некоторых пор проживающем у нас в городе?

Секретарь закатил глаза с таким видом, словно узрел на потолке нечто невероятно интересное. Потом он зажмурился и стал повторять одними губами имя философа. Поэту показалось, что Дуччо мысленно листает страницы хранящегося у него в голове архива.

— Арриго из Ези. Да. Он философ, — через некоторое время пробормотал секретарь, — и не очень давно прибыл к нам со стороны Франции. У него с собой почти ничего не было, и он заплатил лишь маленькую пошлину за имевшиеся при нем книги и писчую бумагу. Он попросился в приют доминиканцев при церкви Санта Мария Новелла. Взамен он время от времени дает уроки в доминиканской школе.

— Вы уверены, что у него с собой больше ничего не было? Никаких ценностей?

Дуччо снова зажмурился:

— У него была при себе одна странная штуковина. Сборщики налогов никак не могли понять, какой пошлиной она облагается, и пришли ко мне за советом. При философе находился ящик с каким-то колесом и маленькими стеклянными предметами.

— Что-что?! — воскликнул Данте.

— У него было деревянное колесо. По крайней мере, так мне описал этот предмет начальник караула. А точнее, не совсем колесо… Постойте-ка! — хлопнув себя ладонью по лбу воскликнул секретарь и стар рыться в пачке бумаг у себя на столе.