Книга После, страница 38 – Анна Шнайдер

Выглядел Вано бодро, только глаза его были тревожными. Но что он чувствует, император не знал — вернувшись от Эн с Софией, Арен вновь закрылся эмпатическим щитом, не собираясь его снимать до вечера.

— Я слушаю тебя, Вано.

— Я хотел бы подать прошение на признание Софии моей внучкой, — отчеканил Вагариус, выпрямляясь и гладя на императора так, словно Арен собирался возражать. — Я понимаю, это не даст ей моей фамилии, но по крайней мере она будет считаться моей наследницей.

— Подавай, разумеется. Через Судебный комитет, как обычно. Они передадут мне все бумаги с Адной, и я подпишу. Кстати, насчет титула… Думаю, этот вопрос мы решим в ближайшие пару лет. В любом случае от налогов на пять лет орден Славы Софию освободит.

— Спасибо, ваше величество. — Вано поклонился, но остался напряженным, и глаза его не потеплели. И Арен догадывался, почему. Все же глава Комитета безопасности далеко не идиот, он должен был понять, что император не позволил бы дочери двое суток держать абсолютный щит, если бы у него не было в той ситуации личного интереса.

Но оправдываться или что-то обещать Вагариусу Арен не собирался. Оправдываться не за что, а обещать… Конечно, он хотел бы верить, что у него хватит сил удержаться и не трогать Софию. Но обещать это Вано при условии, что сам не уверен в себе — это слишком уж безответственно. К чему громкие слова? Нужны поступки.

— Пока я помню, Вано, — сказал Арен, с трудом удерживая себя от широкого зевка. — То, что касается браслетов связи и прослушивания. Я понимаю, что вы с Софией не можете обойтись совсем без обсуждений личных дел, поэтому даю тебе и ей право по необходимости заглушать браслеты. Убрать прослушку целиком я не могу по вопросам вашей же безопасности, но послабления должны быть.

— Спасибо, ваше величество, — повторил Вагариус. — У Софии пока нет браслета, а свой я буду блокировать, когда общаюсь с ней.

— Новый браслет выдадут в кадровой службе, когда она вернется во дворец. По этому вопросу я все сказал, можешь идти. Или ты хотел обсудить со мной что-то еще?

— Да. — Вагариус на секунду отвел взгляд. — Я хотел извиниться, ваше величество.

Арен поднял брови.

— За что?

— Когда возникла портальная ловушка, я принял решение удерживать ее на артефактных границах, чтобы огонь не пошел дальше, на другие дома. Я полагал, что щитовых кровных амулетов на Софии, Агате и Дэйве и амулета-нейтрализатора, который был у парня с собой, окажется достаточно, чтобы обезвредить ловушку. Я не пытался спасти ее высочество, понадеявшись на амулеты. — Вано опустил голову. — Я мог бы пройти в огонь сам, накрывшись щитом, и…

— И сдохнуть через минуту, — резко перебил его Арен. — Конечно, существовал мизерный шанс спасти Агату таким образом, как ты описываешь. Но этот шанс был крошечный. Про то, что нейтрализатор неисправен, мы не знали. И если бы ты не удерживал щит на месте, пострадавших было бы намного больше.

— Я понимаю. Но моя первейшая задача — безопасность вашей семьи, а я…

— Ты принял разумное решение, основываясь не на эмоциях, а на долге, Вано. За это я тебя и ценю. Если это все, можешь идти.

На этот раз во взгляде безопасника появилась благодарность.

— Спасибо, ваше величество.

* * *

Виктория честно пыталась и накануне, и сегодня рассуждать о словах Анны, но получалось плохо. «Ты любишь не Арена, а себя», — сказала сестра мужа, и Виктория отчасти понимала, чем вызвано подобное мнение, но она считала, что Анна не права, и думать на эту тему не хотелось. Врач ведь сам сказал, главное — что считает она сама, а не кто-нибудь другой. А она любит Арена. Защитница, она очень его любит! Но почему, почему они все ей не верят?..

Опять. Только что ведь подумала — главное, что считает она сама, а не Анна или Арен. И тем не менее все равно думает, отчего ей не верят. Еще и эмпаты… Как они могут не чувствовать ее любовь к мужу? Она-то чувствует!

Так ничего толком и не поняв, Виктория в полдень вновь направилась на сеанс к Силвану Несту, ощущая себя не выучившей урок школьницей.

Психотерапевт, зайдя в салон и поздоровавшись с ней, опустился на диван, по своему обыкновению оглядывая заставленный стол — вазочки с конфетами, печеньем, зефиром, чайник и чашки… Да, слуги старались, как обычно. Но Виктория не могла ничего есть от волнения, да и пить тоже получалось только до прихода Силвана.

— Скажите, айл Нест… — Она была не уверена, что стоит спрашивать, но ей было слишком любопытно. — А почему вы никогда не пьете чай и не едите?

Он улыбнулся и ответил совершенно неожиданное:

— Мне неловко, ваше величество.

— Неловко? — повторила Виктория обескураженно, и мужчина кивнул.

— Да, неловко. Хотя мне безумно хочется попробовать вон те конфеты, круглые в розовой глазури. Я люблю конфеты. А вы?

Она непроизвольно улыбнулась — ей почему-то в голову не приходило, что врач может любить конфеты. Тем более психотерапевт. Хотя почему? Он ведь тоже человек.

— Да, люблю. Я вообще люблю сладкое, поэтому это все сюда и принесли. Если вам хочется, ешьте, я же не против. И чаю можете выпить.

— Конечно, мне хочется. Но, видите ли, в чем дело — я не аристократ. Я понятия не имею, как правильно есть конфеты и пить чай из таких маленьких чашечек. — Силван забавно развел руками, и Виктория засмеялась. — Боюсь, что буду слишком громко хрустеть или вообще разолью что-нибудь. Так что лучше мне воздержаться от подобного позора.

От смеха на глазах у Виктории выступили слезы, и она, фыркнув, сказала:

— Я вам заранее прощаю весь позор, айл Нест. Ничего страшного не будет — если что-то разольется, мы это отчистим, а уж громкий хруст конфетами или печеньем никак мой слух не потревожит.

— Только если вы ко мне присоединитесь, ваше величество, — произнес Силван, глядя на нее с мягкой улыбкой.

— С удовольствием, — ответила Виктория вполне искренне — теперь, после этого диалога, ей действительно захотелось и конфет, и чая.

Через пару минут она была вынуждена признать — то ли врач слукавил, то ли он просто очень старается ничем ее не оскорбить. Так или иначе, но ел и пил Силван аккуратно, и даже конфетами хрустел вполне деликатно. Но брал он их из вазочек активно, при этом после откусывания заглядывая внутрь почти с детским любопытством — изучал начинку. Виктория тоже всегда так делала.

— Как вы сегодня себя чувствуете, ваше величество? — спросил Силван, осторожно поставив чашку на стол.

— Я озадачена, — призналась она, вздохнув — видимо, шутки кончились, пришло время проверять домашнее задание. — То, о чем вы просили меня подумать… я так ни до чего и не додумалась.

— Не страшно, давайте подумаем вместе. Расскажите мне, что именно вас смущает в рассуждениях на эту тему.

— Противоречие. Мое внутреннее противоречие. С одной стороны, вы сказали — неважно, что думают Анна или Арен, важно, что думаю я сама, а с другой… Меня все же волнует, что они думают. И главное — почему они так думают.