Онлайн книга «Самшитовый лес»
Мы стоим некоторое время на этой маленькой чердачной площадке, держась за короткие перила и чуть сутулясь, так как потолок такой низкий, что до него можно дотянуться. А снизу шум, свет и вскрикивающая музыка, доходящая сюда толчками. – Как будто в космической ракете, – сказала она. – В сверхдальней. И мы приземляемся. Правда? И нас встречают. А у них уже все другое. Потому что прошло много лет. Правда? – Не знаю. Не летал. – А мы не раззнакомимся там, на Земле? – спросила она, поглядев на меня сбоку круглым петушиным глазом. – Нет. Не раззнакомимся. – Алеша! Мы с Катей оглядываемся на голос и идем через актовый зал, полный народу. Яркие платья. Люди всех возрастов. Женщина лет сорока улыбается, машет нам рукой, зовет. Рядом с ней аккуратный старик. Мы подходим, я пожимаю руки женщине и старику и целуюсь с ними. Мы разглядываем их, а они нас. Слышу невнятные восклицания – их и свои: – Ну как? – Ничего? – А как ты? Где ты? – Владимир Сергеевич, как вы выглядите хорошо! Маша совсем молодая! Катя, это Маша Кононова. Мы с ней учились, а теперь она сама учительница, а это мой учитель по физике, теперь директор… – Я знаю, – говорит Катя. – А помнишь, Лешка, какая была квартира двадцать пять, – говорит учительница, и лицо у нее растроганное. – Какая была квартира! Она положила руку мне на сгиб локтя. А Катя стоит рядом и не знает, куда девать голые руки. Она обхватывает себя за локти и стоит, будто зябнет. – Ты еще помнишь? – спрашиваю я. – Ха, – говорит учительница. – В ней все собирались перед войной и очень всегда орали. Бывало, идешь – с улицы слышно. Твоей девушки тогда и на свете не было. – Перед войной была, – говорит Катя. – Да, правда, – говорит учительница. – А теперь все стали старые – и я и Лешка, а школа все та же… Правда, Алеша? – Шли бы танцевать, – говорит директор, тревожно поглядывая на Машу. – Я, Владимир Сергеевич, не умею, – говорит учительница Маша. – Лешка у нас первый танцор был, а за всю школу меня один раз пригласил… Да и то я отказалась. – Идемте, Алексей Николаевич, – говорит Катя. – Будем танцевать. И я киваю и улыбаюсь учительнице, и высвобождаю свой локоть, и беру за локоть Катю, и веду ее танцевать. А учительница продолжает улыбаться. Радиола гремит. Танец веселый, ровный такой. Пары танцуют легко, по-современному, и никто не толкается. – Не люблю танцевать, – говорю я. – Только устаешь танцуючи. – А зачем пошли танцевать? – А как еще обнять девушку незнакомую? – спрашиваю я. – Это называется флирт? – спрашивает Катя. – Да, это называется флирт, – говорю я. – Ах, я такая наивная! – говорит Катя. – А все мужчины – обманщики. Я хохочу, и на нас поглядывают. Музыка умолкает. Пары начинают расходиться. Только Катя стоит неподвижно у края пустого круга и не снимает руки с моего плеча. Я смотрю ей в глаза. – Так и будем стоять? – спрашиваю я. – Подождем следующего танца, – отвечает Катя. – Прелесть вы, – говорю я. – Вам это, конечно, говорили. – Да. – Кто? – Ты… – Что-то у меня голова кружится, – говорю я, – немножко. – У меня тоже, – говорит Катя. – Внимание! – громко говорит репродуктор над сценой. – Дорогие друзья! Радиоузел школы четыреста двадцать семь приготовил для вас сюрприз. Мы подобрали танцевальные пластинки по годам. Для каждого выпуска танец под мелодию самую популярную в год выпуска. В зале начинают хлопать. Смеяться. – Начинаем танцы всех выпусков, – говорит репродуктор. – Передаем модную песенку сорок первого года – «Рио-Рита»… Приглашаем на танец наших друзей, выпускников тысяча девятьсот сорок первого года, первого выпуска нашей школы… Щелчок. Вступление. Тишина. Музыка. Все захлопали. Пошла музыка. Старая, полузабытая. Печальный фокстротик, почти полечка. – Пошли, Катя. – Вы сорок первого? – Да. – Пошли. Танцуем мы с Катей. – Печальный джазик, не правда ли? – говорю я. – Раз-раз… раз-раз… – Никто не танцует, – говорит Катя. – Почему? – Раз-раз, – говорю я. – Печальная песенка. – Алексей Николаевич, что с вами? – Знаете, Катя, как называется эта песенка? «Не бегай по чердакам» она называется… – Алексей Николаевич!.. – Ах, легконогая песенка… песенка вокзала… Вы замечали, что крик паровозный похож на бабий? А, Катя? Катя молчит. Я улыбаюсь и разговариваю: – Ах, здравствуй, Москва. Какая ты старая стала… как постарели, поблекли девочки из нашей школы… Сколько вам лет? Двадцать четвертого года рождения? Понятно… Из вашего класса пять мальчиков в живых? А из нашего двое. Вы давно демобилизовались? В прошлом году? В сорок шестом? – …Я в сорок шестом поступила в школу, – говорит Катя. – В пятьдесят шестом закончила… Потом в институт поступила, не сразу… Какой болван придумал эту затею с танцами по годам? – Пойдемте, Катя. Раздаются аплодисменты. Это потому, что музыка окончилась, а мы не слышали. – Пойдемте, Катя. Нам хлопают со всех сторон. – Пойдем… А куда? Мы идем по скрипучему коридору, сзади в дверях аплодисменты гремят. Потом мы спускаемся по каменной лестнице. – Куда мы идем? – спрашивает Катя. – Почему мы одни танцевали? – Я покажу вам, где остальные из нашего класса, – говорю я и подвожу ее к стеклянной двери учительской. – Смотрите. Я прикладываю руку козырьком и прислоняюсь к стеклу. Катя делает то же самое. – Видите? – говорю я. – Они все в учительской… – Где? – спрашивает Катя. – Вон на доске… На мраморной, – говорю я. – Приглядитесь. Там все фамилии золотом выбиты. Весь список двух классов сорок первого года выпуска. В лунном свете, если приглядеться, белеет доска с надписями. Но доска висит боком, и слов не разобрать. – Вижу. – Катя, мне пора домой… У меня завтра трудный день. – Хорошо… Проводите меня… – Не обижайтесь. – Нет. – Детка, простите меня. Я немножко сдрейфил. |