Книга Большое небо, страница 61 – Кейт Аткинсон

На миг повисла пауза – аудитория переваривала шутку, – а затем зал восторженно взревел.

– «О нет, здесь ад, и я всегда в аду» ^[106], – пробормотала Реджи.

– Чё? – переспросила Ронни.

– Все в порядке, мистер Джек, не волнуйтесь, – сказала Реджи.

Они втроем набились в тесную гримерную Баркли Джека. Не гримерная, а помойка. В воздухе витало зловоние. Реджи подозревала пожеванные объедки бургера, умостившиеся в бардаке на туалетном столике, – а может, это сам Баркли Джек гниет изнутри. До иллюстрации здорового образа жизни ему далековато.

Тут Реджи в зеркале, по-голливудски обрамленном лампочками, увидела себя. Маленькая, изнуренная – впрочем, не более, чем обычно. Бледа, как сказала бы ее мать на своем родном наречии. Неудивительно, что семейство ее красивого бойфренда взирало на Реджи в ошеломлении, когда он привел ее знакомиться.

Реджи внутренне встряхнулась и продолжила:

– Мы подняли давнее дело, это просто плановая беседа. Мы проверяем ряд лиц и хотим задать вам несколько вопросов, если вы не против. Мы пытаемся достроить картину, заполнить лакуны. Примерно как пазл собирать. Я хотела бы для начала спросить, известен ли вам человек по имени… мистер Джек, вы как себя чувствуете? Может, вам присесть? Дать воды? Мистер Джек?

– Как обращаться с опасным сыром?

– Господи, пацан, – сказал фокусник, – у тебя что, все анекдоты про сыр?

– Нет, – сказал Гарри. – Я пошел в магазин и сказал: «Это у вас что?..»

– Это анекдот, – спросил фокусник, – или неописуемо скучный эпизод из твоей жизни?

– Анекдот.

– Я на всякий случай уточнил.

– И женщина за прилавком сказала: «Это булка за четыре фунта». Я спросил: «А почему она серая и на ней кирпич?» А женщина сказала: «Это потому, что она до-ро-га».

– Ну-у-у, – протянул Соня, – это как бы смешно, если тебе лет, скажем, десять. Но, Гарри, тут многое зависит от подачи. А ты как будто страховой иск подаешь.

Гарри не парило, что Соня его рецензирует (© Белла Рискинфилд). То есть нет, вообще-то, парило, но он знал, что Соня говорит плохое не по злобе, а из желания помочь. Если Гарри собирается строить карьеру в театре, за кулисами или перед, надо учиться воспринимать критику, даже враждебную.

– Уй-я, не говори, – сказал Соня. – Все тебя ненавидят до печенок прямо. Говно, а не жизнь, но куда деваться?

Они сидели в гримерке – у Сони с фокусником была одна на двоих. Гарри даже и не сказал бы наверняка, кто из них жаловался на такие обстоятельства больше.

(– Радуйтесь, что не чревовещатель, – тогда бы вас тут было трое, – сказал Гарри. – Это шутка, – прибавил он.

– Н-да? – сказал фокусник.)

Соня был в чулках, без туфель и без парика – на свет явилась жидкая поросль вокруг монашеской тонзуры, уберегавшая его от окончательного облысения. В остальном Соня был при полном параде и в гриме, поскольку между дневными и вечерними представлениями уходить из театра не трудился. Они с фокусником как-то сложно играли в карты – эта игра длилась у них с начала сезона. И никогда ничем не заканчивалась, хотя деньги то и дело переходили из рук в руки. Фокусник, как выяснилось, научился ей «в крытке».

– Это значит «в тюрьме», – пояснил Соня для Гарри.

Фокусник склонил голову набок, согласившись с такой трактовкой.

Они прервались, чтобы фокусник отмерил виски в два захватанных стакана. От состояния этой посуды с Кристал случился бы припадок.

– Плеснуть тебе каплю, Гарри? – спросил фокусник.

– Нет. Но спасибо.

Виски был дешевый, купажированный. Гарри знал, потому что отец покупал дорогой односолодовый. По совету отца Гарри попробовал, но его замутило от одного запаха. «Да, виски надо пить, пока не пристрастишься», – сказал отец. Гарри считал, что, пожалуй, пристращаться к виски как раз-таки не надо.

– А бебе куда дел? – спросил Соня.

– Каррину? Ее танцовщицы развлекают.

В последний раз заглянув к ним в гримерную, Гарри обнаружил, что его сестру накрасили – тени для век, губная помада, вся физиономия в блестках. Танцовщицы размалевали ей ногти зеленым, а шею и вообще почти всю Каррину целиком замотали в боа из перьев. Страшно представить, что сказала бы Эмили, узрев такой наряд.

– Извините, – сказал Гарри всей гримерной: несколько девушек ходили там плюс-минус полуголыми.

– Да нормально, – пропела одна. – Ты тут уже все видел.

Что, про себя отметил Гарри, не совсем правда.

– Девки сожрут ребенка живьем, – угрюмо посулил фокусник.

Соня достал пачку сигарет, угостил фокусника и сказал:

– Дай прикурить, Гарри, будь другом?

Гарри услужливо поднес огонек.

– А научите меня фокусу? – попросил он фокусника.

Тот собрал карты, картинно их перетасовал, раскрыл веером и сказал:

– Выбери карту – любую карту.

Из дверей гримерной Баркли прямо на Гарри выскочила девушка. И удивила его, спросив:

– Ты, часом, не Гарри?

– Я Гарри.

– Ой, отлично. – Шотландка: она сказала «ытлишно». – Мистер Джек тебя спрашивал. Ему нужны таблетки, он не может найти. Я ему дам, если скажешь, где взять.

– Он здоров? – спросил Гарри. – Его что, опять накрыло?

– Он, кажется, немножко расстроился, – сказала девушка.

Гарри не знал, почему у Баркли нет при себе таблеток, и понятия не имел, где они в таком случае обретаются. Он сунул голову в гримерную кордебалета, и Каррина, увидев его, визгливо возликовала. К ее туалету добавили тиару – дешевую, со стразами, девчонки надевали такие для кордебалета под «Бриллианты девушке лучшие друзья» ^[107].

(– И это правда, – сказала Гарри одна танцовщица. – Ты об этом не забывай.

– Постараюсь, – пообещал он.)

Тиара была Каррине сильно велика – приходилось держать, чтоб не сползала. Гарри спас сестру от танцовщиц (а то сожрут). Надо стрельнуть у Сони средство для удаления макияжа, пока Кристал не пришла. (Да где ж его мачеху носит?)