
Онлайн книга «Тени между нами»
Я поворачиваюсь к нему. – Спасибо. Я все это знаю, правда. Я просто не могу расслабиться. – Ложись, – велит он, и я повинуюсь, перебираясь на противоположную сторону кровати, чтобы оставить для него место. Он пододвигается ко мне, чтобы лечь рядом, но его взгляд цепляется за тумбочку, где лежат мои письма. Каллиас хватает одно, и только я хочу отчитать его за дерзость, как понимаю, что он уже развернул его. – «Моя дорогая Алессандра», – читает вслух Каллиас. – «Надеюсь, вы простите мою смелость, но до меня дошли слухи, что король не сопровождал вас во время спектакля в поместье Христакосов». Я прыгаю вперед, пытаясь вырвать письмо из его рук, но Каллиас тут же уворачивается, перемещая его вне моей досягаемости, и продолжает читать. – «На самом деле, по слухам, вы провели вечер с другом детства. Это позволило мне надеяться, что, возможно, вы расстались с Его Величеством. Вы, конечно, знаете о моих деловых поездках. Они слишком долго удерживали меня вдали, но я думаю о вас каждый день. Я скучаю по нашим разговорам, вашей улыбке, тому, как вы отворачиваетесь от меня, когда смущены моей щедростью». Кто, черт возьми, это сочинил? – Глаза Каллиаса опускаются вниз, чтобы найти подпись. Затем он хохочет. – Оррин написал тебе любовное письмо! Встаю, пытаясь отобрать чертово послание, но Каллиас снова не дает мне этого сделать. – «Когда я смотрю в ночное небо, то не замечаю его красоты. Все, о чем я могу думать, это вы. Ваши соболиные волосы, и как я мечтаю расчесывать их пальцами. Ваши губы, спелые, точно вишни – как я жажду их отведать. Ваши пальцы порхают, точно бабочки, а свет глаз способен затмить звезды». – Черт бы тебя побрал, Каллиас! – Я бросаюсь на него, и на этот раз вместо того, чтобы увернуться, он превращается в тени. Письмо так же превращается в иную субстанцию, так что я не смогу отобрать его до тех пор, пока Каллиас этого не пожелает. – Так нечестно, – говорю я. Каллиас вытирает с глаз слезы. – Как ты могла скрывать от меня это сокровище? «Ваш голос мог бы заставить мир прекратить вращаться, растения – перестать расти, ветер – перестать дуть, насекомых – перестать стрекотать». – Король разражается приступом смеха. – Насекомые. В любовном письме! – Каллиас обеими руками держится за живот и при этом роняет письмо. Оно мгновенно затвердевает, и я на лету подхватываю злополучную записку. Разрываю чертово послание и швыряю клочья прочь. – Не все мужчины умеют обращаться с пером, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Каллиас поворачивается к моей стопке писем. – Скажи мне, что это не первое его письмо. О, пожалуйста, скажи, что есть еще! – Нет, – заверяю я. – Жаль. Я так не смеялся уже… кажется, год. Алессандра, ты покраснела! – Нет. Если у меня и горит лицо, то от злости на тебя. – Что я высмеял Оррина? – Что ты высмеял меня. Что решил, будто это забавно – кто-то решил признаться мне в любви, надо же! Он что, никогда не увидит во мне любовный интерес? Веселье мгновенно исчезает с его лица, сменяясь полной серьезностью. – Алессандра, я не дразню тебя. Меня просто забавляет слог Оррина. Ты заслуживаешь внимания всех поэтов, но это, – он указывает на клочки бумаги, – не достойно тебя. – Полагаю, ты мог бы написать лучше? – с вызовом спрашиваю я, немного успокоившись. – Конечно. – Он печально смотрит на обрывки. – Вот зачем ты решила уничтожить письмо? Я мог бы повесить его в рамку и иной раз перечитывать, чтобы поднять себе настроение. – Заткнись. – Я возвращаюсь в кровать и ложусь, уставившись в потолок. Не желаю улыбаться. Но веселье Каллиаса очень заразительно. Я не готова это признать, но мне очень нравится его улыбка. Что-то крупное забирается ко мне на кровать, но так как оно практически наваливается на меня, я знаю, что это не Каллиас. – Ну, привет, – говорю я Демодоку. Каллиас щелкает пальцами и указывает на изножье. С недовольным видом пес поднимается и ложится у моих ног. Каллиас устраивается рядом со мной. Переплетает пальцы на груди и смотрит на навес. – Я давно этого не делал. – Не лежал рядом с женщиной? – Не забирался в постель матери. Между нами несколько футов, но мне удается сжать его руку в перчатке. Он ее не отнимает. – Ты не должен оставаться со мной. Я могу… – начинаю я. – Тише. Спи. Я невольно улыбаюсь и стараюсь последовать его совету. Прошло уже много времени с тех пор, как в моей постели был мужчина. Сон – это последнее, о чем я думаю. Даже если все остальное невозможно. А потом вспоминаю, что случилось в саду. После нападения. Каллиас меня коснулся. Проверял, не ранена ли я, но потом все изменилось. Его прикосновение изменилось. Его глаза изменились. Его дыхание изменилось. Вряд ли можно расценивать это как подвижку в отношениях. Мы едва не умерли. Вероятно, испытание вскружило королю голову. И сделало его… страстным. Как далеко бы он зашел, если бы не появились охранники? – Убийца выжил? – спрашиваю я. – Нет. После твоей и моей раны у него не было шансов. – Значит, ты ничего не смог у него выяснить? – Ничего, кроме того, что мы уже обсуждали насчет его одежды и акцента. Карманы были пусты. Ни записки от нанимателя, ни денег. Кто бы его ни послал, он был осторожен. Я нежно сжимаю руку Каллиаса. – Тогда что же делать? Он закидывает свободную руку за голову. – Я думал, что к этому времени уже получу все ответы. Мы снова и снова допрашивали всех о ночи, когда убили моих родителей. Но людей слишком много. Все были в ужасе, когда произошло нападение. Никто не может вспомнить, с кем был в безопасных комнатах, кроме непосредственных соседей. Половина моих дворян утверждают, что отсиживались в местах, где никто, похоже, их не видел. Ампелиос выяснял, кто мог отравить мои перчатки два месяца назад. Но ничего не нашел. И ужасно то, что я не могу знать наверняка, говорит он правду или нет. Может, он тоже участвует в заговоре как один из членов совета. И вот снова атака, которая должна была дать новые зацепки. Но убийца мертв. От тела ответы не получишь. Его акцент и одежда говорят о том, что кто-то при моем дворе убил моих родителей и теперь пытается убить меня. А это я и так знаю. Я поглаживаю его большим пальцем, надеясь хоть как-то утешить. – Знаешь, – говорит Каллиас чуть тише, – я бы не стал винить тебя, если бы ты ушла. – Ушла? |