Книга Вижу Цель, страница 23 – Макс Мах

— Спасибо, Эрик, — поблагодарила его за рассказ Елизавета Вилков-Имри. — Разумеется, нам было бы интересно услышать и о том, как ты учился в академии и обо всем прочем, что связано с твоей блестящей карьерой, и все мы надеемся, что ты нам об этом еще расскажешь, но сейчас я хочу спросить тебя о другом. Тебя никогда не удивляло то, как быстро ты учишься?

— Удивляло, — кивнул Эрик. — Но позже я узнал, что у меня крайне высокий уровень интеллекта…

— Выше ста шестидесяти?

— Да.

— Ты ведь знаешь, что 160 по определению граница гениальности?

— Знаю, — подтвердил Эрик.

Он еще хотел было добавить, что гением себя, тем не менее, не считает, поскольку не находит убедительных тому доказательств, но промолчал. Его ведь не об этом спрашивали.

— Гениальность подразумевает наличие какого-либо специального таланта, — подал реплику Питер де Врейн.

— Я читал об этом, но никакого особого таланта за собой не замечал.

— Как вышло, что мальчик с улицы говорит и читает на нескольких языках, причем на всех этих языках изъясняется, как культурный, хорошо воспитанный и высокообразованный человек? — А этот вопрос задала уже Мария Фокин.

"У них или роли расписаны, или командная игра уже вошла в привычку!"

— Я быстро учусь.

— И много ты встречал людей, которые учились бы так быстро и настолько эффективно?

Любопытный вопрос, и ответ на него прост: не встречал вообще. То есть, способных людей Эрик знал довольно много, с двумя из них он даже спал. Но такого уровня обучаемости, как у него, не видел ни разу.

— К чему вы клоните?

— К тому, что такая обучаемость лежит за гранью нормы и сама по себе является специальным талантом.

— Это часть моего генотипа? — сообразил Эрик.

— Да, — подтвердила его догадку матриарх клана. — Быстрый ум, невероятная обучаемость, крепкие нервы, выдающееся тактическое мышление и уникальная способность располагать к себе людей…

Что ж, все, вроде бы, так и обстояло. Думал Эрик быстро и зачастую о нескольких вещах сразу, — что для многих других людей казалось невероятным, — учился легко, ну а нервы у пилотов ракетоносцев должны быть крепкие по определеню, иначе нельзя. Но вот два последних пункта в панегирике, "пропетом" Бредой Вильф, его неожиданно — или, напротив, ожидаемо, — смутили.

"Выдающееся тактическое мышление? У меня? Серьезно? Но, с другой стороны…"

Если посмотреть на события последних лет с этой точки зрения, получалось, что Эрик, и в самом деле, зачастую правильно предугадывал действия противника, видел картину боя во всей ее сложности, с первого взгляда, "узнавая" намерения сторон, их ходы на шахматной доске сражения, и открывающиеся в связи с этим перспективы.

"Что ж… возможно… может быть…"

Великим тактиком он себя, положим, не числил, но следовало признать, был в этом деле неплох. Так что, возможно, в словах Бреды и содержалось некое зерно истины. Но вот относительно способности вызывать симпатию у других людей…

Эрик стремительно "пробежался" по короткой истории своей жизни и с некоторой оторопью вынужден был признать, что плохо относились к нему люди, которые не знали его лично или не успевшие с ним толком познакомиться. И, напротив, все, с кем он входил в более или менее длительные отношения — служебные, дружеские, любовные, — очень быстро начинали относиться к нему более чем положительно, даже если при первом знакомстве такое развитие событий было отнюдь не очевидно. Капитан 2-го ранга Эльст, капитан-лейтенант Линдблат, адмиралы Север, Моргенштерн и Мельник, Клодина Люфор, Вера и Андрей Мельники, Анна, наконец.

"Не на сто процентов, — вспомнил он про лейтенантов Ги д'Аламбера и Роберта Шотта, — но ведь ревность и спесь — это очень сильные чувства, их никакой симпатией не перебьешь!"

— Хотите сказать, что умение располагать к себе других — это врожденный талант?

— Разумеется, — подтвердила свою мысль Бреда Вильф. — И талант этот имеет наследственный характер.

— То есть, таким был мой отец?

— В целом, ты повторяешь его генотип не только внешне, но и внутренне, — признала матриарх, — но кое-какие черты достались тебе все-таки от матери. Каждый новый Вильф Осевой линии наследования чем-то отличается от остальных, и ты, Эрик, не исключение. Похож на отца, но все-таки не он.

— Благодарю вас, господа! — вежливо поклонился всем присутствующим Эрик. — И вам, госпожа Бреда. Я услышал от вас много интересного о себе и своей семье, но, как я понимаю, есть нечто, ради чего, собственно, и затевался весь этот разговор. Я прав?

— Да, — подтвердила матриарх. — Ты проницателен Эрик, но об этом мы поговорим уже после обеда, и разговор этот будет с глазу на глаз…

***

Время поговорить тет-а-тет наступило только через полтора часа. Отобедали — ни одного знакомого блюда или напитка, но все, если и не вкусно, то, как минимум, приемлемо, — поговорили о том о сем, но ни разу ни о чем серьезном, и разошлись каждый по своим делам. Эрика же Бреда Вильф пригласила в свой личный кабинет, чтобы переговорить с глазу на глаз о "чем-то настолько важном, что откладывать этот разговор и далее нельзя".

— Что бы ты сейчас ни думал, Эрик, но, посетив Ставку Вильфов, ты запустил процесс, который уже не остановить. Об этом я и хотела с тобой поговорить.

Бреда и Эрик сидели в креслах один напротив другого и говорили, глядя друг другу в лицо.

— Что-то необратимое? — Вопрос напрашивался, разве нет?

— В каком-то смысле.

— Тогда, давайте Бреда, перейдем к делу, — предложил Эрик. — Итак?

— Прежде всего, тебя признал клан.

— Весь клан?

— Его Исполнительный комитет.

— То есть, сегодняшний обед…

— Присутствующие единогласно признали тебя Морицем Якобом Вильфом.

— Благодарю вас, Бреда… Я польщен! — Эрик пока не знал, стоит ли ему кого-то за что-то благодарить, но с другой стороны, как говорили в древности, не было ни гроша, да вдруг алтын. Был безродным бродяжкой, а стал природным аристократом. Так что и отказываться от чести "быть признанным семьей" причины, вроде бы, нет. Но оставался вопрос:

— Это накладывает на меня какие-то обязательства?

— Чисто формальные, поскольку никто не может заставить тебя быть тем, кем ты быть не захочешь.

— В чем выражаются эти обязательства?

— Ты принимаешь имя и признаешь себя членом семьи.

— Я могу быть Морицем Вильфом здесь и Эриком Минцем в империи?

— Можешь, — кивнула Бреда. — В этом случае, ты получаешь титул нобля республики Холод и долю в наследстве.