Онлайн книга «Каннибалы»
|
– Здорово! – обрадовался на экране Кириллов, и Снежана умолкла. Кириллов добродушно и серьезно смотрел на мальчика. – А мне туда можно пойти? Костя не ответил. Наклонив голову, он наблюдал, как вращаются колеса игрушечного автомобиля. Кириллов ждал. – Хорошая, – сказал Костя. Глядел на колеса. – Он хочет взять эту машинку туда с собой? – спросила Снежана. – Хочешь, возьмем ее с собой? – озвучил за нее в комнате Кириллов. Кивок. – Большой дом, – сообщил Костя. – Ты ходил с Ирой в большой дом? Кивок. – Тебе понравилось? – снова спросил Кириллов. Кивок. – Ира в большом доме? Костя помолчал. Потом: – Там Элмер. Положил щеку на стол. Машинка в его руке выписывала на столе виражи. Кириллов весело предложил: – Ну тогда бери машинку и пойдем. Костя поднял голову. Оживился, ткнул пухлым пальцем: – Туда! Большим домом, где Косте понравилось, мог быть только театр. Это Костя еще раз подтвердил на площади: – Туда. В сливочном небе реяли скульптуры на крыше театра. Петр заметил, как между театром и «Евразией» притормозил фургон. Стуча по асфальту когтями, натягивая поводок, выпрыгнул спаниель в неоновом зеленом жилете. За собакой – сопровождающий. Кириллов махнул ему рукой. Тот кивнул. Дал псу команду, собака послушно села, чтобы Костя с мамой, Кириллов, Петр, два мента в гражданской одежде прошли первыми. – Но только никто тебя не слышит, не видит… – еще раз предупредил Петра Кириллов. – …И я здесь никто, – продемонстрировал понятливость Петр. Кириллов кивнул. Об их приходе предупредили. Их ждали. Администратор тут же присел на корточки перед ребенком. – Привет. Но тот обнял ногу матери, как ствол дерева, затем протянул вверх растопыренные пальцы: «на ручки». Смирнова подняла его, усадила себе на бок, Костя сел, обхватив мать ногами. Администратор выпрямился: – Все же я настаиваю, что через служебный подъезд ребенок пройти не мог. У нас пропускная система. Охранники выглядывали из высокой будки, наполовину стеклянной. «Маленького ребенка они могли и не заметить, – подумал Петр. – Если не ожидали увидеть. Спросить бы, приводят ли артисты с собой детей… Конечно, приводят: заболела нянька, не смогла бабушка…» Но держал данное Кириллову обещание быть немым и невидимым. – Туда, – радостно крикнул Костя. Все от неожиданности повернулись к нему. Он показывал пальцем за проходную. – Туда? – Туда! Администратор порозовел, как после лыжной пробежки морозным утром: – Но он же совсем маленький! – Он все понимает! – с места в карьер завопила мать. В ней чувствовалась давно вызревшая ярость человека, привыкшего к постоянным окрикам общества: не кормите грудью здесь, не лезьте с коляской сюда. – Он всех взрослых, если видел, узнает, – наскакивала она. – И в лицо, и по имени. Кириллов тихо встал между ними, гася перепалку. – Туда – Ира? – поинтересовался он у Кости в такой манере, как разговаривают с иностранцами, плохо знающими русский. – Там Ира? – переспросила ребенка мать. И хитро уточнила: – Или там бабушка? Кириллов показал ей большой палец из-за плеча ребенка: молодец. Та ответила ошалелым взглядом. Опять заглянула сыну в лицо: – Костя. Бабушка там? Миша помотал головой. Знал разницу! Опять наставил пухлый палец: – Туда! Туда! Администратор вперил взгляд василиска в собственную пехоту. – Не может такого быть, – забубнил из будки охранник. Петр понял: низшему звену безопасности театра влетит по самое не горюй. Такой просос! И день, как назло, выдающийся. В театре был глава государства. А театр, оказывается, охраняли три обезьяны: одна не видит, другая не слышит, третья не скажет. В будке сидели две: та, что не видела, и та, что не слышала. Оправдывались: – Вход строго по пропускам. А пропуска с фото и печатью. …А третья обезьяна? Которая и видела, и слышала, но молчит. Вот бы кого найти. Но где искать? – размышлял Петр. Впустила сквозняк, стремительно прошла, вынося носки врозь, девушка с гладко прилизанными волосами, на плече спортивная сумка. Кивнула охранникам. Своя. Те – ей. Металлическая рамка запищала. Те и ухом не повели. Комета со спортивной сумкой пронеслась, не затормозив. Петр и Кириллов обменялись взглядами. Оба подумали одно и то же. Администратор заметил их взгляды. Осекся. А Костя уже злился, делал, сидя на матери, такое движение пятками, как будто давал шпоры коню: – Туда!!! – Генерал, – не удержался Петр. Администратор что-то заблеял. Кириллов приложил к уху телефон и попросил вожатого начать работу с собакой. 3 Вундеркиндом Костя точно не был. Лестницы, коридоры быстро его запутали. «Туда» теперь звучало без уверенности. «Я бы сам заблудился», – подумал Петр. – У меня руки отваливаются, – пожаловалась мать. – Стойте здесь, – велел Кириллов. – Васильев, Козлов, с ними, – оставил стражей. Мать спустила ребенка на пол. Зато спаниель дело знал. Он загребал передними лапами, толкал задними. Тянул провожатого дальше, как будто видел след няни и ребенка в виде огненных стрелок: туда! Кириллов и Петр не отставали. Позади пыхтел администратор. Опять лестницы, лестницы. Когти стучали и скрежетали по полу. – Глянь, – придержал полицейского Петр. Показал. Кириллов присел на корточки: на стене, невысоко от пола отпечаток детской ладони. Бурый. Костя карабкался здесь по лестнице вверх. – Ее с ним в этот момент не было, – тихо заметил Петр. – Иначе бы Костя держался не за стену, а за няню. Иначе руки его не были бы в крови. Администратор не слышал их слов, но увидел отпечаток. Из розового стал багровым. – Мы попробуем выяснить, кто из сотрудников мог выписать разовый пропуск, – пошел на попятный он. Кириллов уже вызывал по телефону техника с лабораторным чемоданчиком. – Идете там? – позвал из коридора вожатый. Но долго ходить не пришлось. Собака привела в просторный зал. Их окружало пространство, странно изломанное на коридоры, уступы, утесы огромными ящиками с металлическими углами. Стоял, задрав витые ноги, трон. Виднелись три оранжевых идеально круглых купола. Петр с нарастающим чувством абсурдности понял, что это апельсины. Очень-очень большие апельсины. Но сойти с ума не успел – вспомнил: есть такая опера, «Любовь к трем апельсинам». |