Онлайн книга «Каннибалы»
|
А сколько в коробке было целых пластин вообще? Вера схватила коробку. Но буквы расплывались. Она всхлипывала сразу от того, что не может рассмотреть написанное, и от жалости к себе за то, что сидит и вот чем занимается: считает виагру. А ведь есть же и вон какие: и жирная, и старая, и краситься даже не соизволит, и волосы крысиным хвостиком – а хлопает мужа по заднице, он и рад. – Мама? С хрустом, с шелестом посыпались пластины. – Мама, что случилось? Виктор присел, принялся собирать упавшее. Увидел синие ромбовидные таблетки и надпись «Виагра» на коробке. Хорошо не снотворное, как он подумал было с порога. Плохо: старый павиан взялся за свое. «Опять». Виктор бросил коробку на кровать. И тут уж Вера зарыдала. Теперь можно: ее друг, ее опора здесь. – Ох, Витька… – она обняла сына за ногу, как дерево. Когда ему было два, три, он обнимал ее ногу так. – Витька… Он сел рядом, обнял мать. Она плакала так, что Виктор чувствовал, как намокает от слез его рубашка. …Сначала отсечь ее жалость к себе – она не жалкая, это павиан жалкий, сам себя унижает. А ей унижаться нечего, и называть это надо именно так, как оно называется, – Опять он? – спросил он в темя, пахнувшее, как пахло всегда – лучшим запахом на свете: мамиными волосами. Кивок в грудь. …Теперь можно подумать, что делать дальше. Виктор погладил мать по голове. – Ну-ну. Мам. Тихо. 22 – Серебро, – ответил отец. Петр слышал в трубке, что он улыбнулся. – Ого. Круто. – Нет, не круто, – охотно стал развивать тему отец. – Он мог бы взять золото. – Да ну, пап, не взял – значит, не мог. Он нарочно поддел отца на новый виток разговора, добродушно заметив: – …Этот твой, дефективный. – Толька-то? Семья у него дефективная. А он – мог. Мог-мог. Отец принялся рассуждать об упущенных шансах воспитанника. Его голос приятно шуршал по уху, как дождь за окном. Не мешал думать о своем. Тольку Петр не видел никогда, но знал про него – по телефонным разговорам – все. Семья и правда была дефективная: мать-алкашка, квартира-распашонка на Гражданке. Впрочем, в секции «Знамя», которую тренировал отец, дефективными были все. Хорошие мальчики из интеллигентных семей не занимаются боксом. Отец… Для него – отец, для них – «дядь Коля», отец получил «мастера» еще в молодости. Потом стало не до тренировок: работа в милиции съедала все. Расследование особо тяжких. Питерской милиции отец отдал все. Зато вот теперь на пенсии. Вышел, так сказать, на тренерскую работу. Те же преступники, только малолетки и без официально зарегистрированного привода, черенки будущих преступников. Отец был хорошим тренером. За хуки и апперкоты Петр не ручался. Но видел другой результат: отец прививал шкетов к боксу, как к здоровому стволу. Принцип: мальчики из многоэтажек должны уставать физически, тогда у них не будет сил разрушить собственную жизнь. «А потом?» – как-то спросил Петр. Все ведь знают: именно из спортшкол – боксеры, борцы, самбисты, дзюдоисты – вышли почти все питерские бандюки. Наученные драться, наученные стоять вместе и друг против друга. «Жизнь покажет», – оптимистично ответил папаша. Но Петр вынужден был признать: оказался прав. Поколение 90-х отстреляло или пересажало друг друга. Волна прокатилась и ушла. А мальчики, которые пришли потом, начистив друг другу рыла в спортшколах, вырастали обычными гражданами, более или менее законопослушными. Странно, но факт. Отец, рассказывая об успехах и провалах юных боксеров на областном чемпионате, видимо, тоже думал о своем. Вернее, о сыне. О том, что рассказал Петр. Потому что вдруг сказал: – Девочка вошла в театр, девочки в театре нет. Я правильно тебя понял? – В целом. Собака врать не будет. – Собаки – четкие ребята, – согласился отец. – Магии в мире, как известно, нет. Следовательно: если девочки в театре нет, значит, ее там действительно нет. Если ее там нет, значит, она оттуда вышла. – И бросила ребенка? Это не соответствует описаниям ее характера. Ответственная, честная, обязательная. – Она его не бросала! Судя по твоим описаниям, он там отлично проводил время – плюшевые слоны, игрушечные попугаи. Я сам бы не отказался, в два года или сколько там ему. – Год с чем-то. Ну да, типа того. – Вот-вот. Просто девочка не вернулась за ним, как планировала. А она планировала, и планировала хорошо. Раз серьезная и ответственная. Она не думала оставлять ребенка надолго среди всех этих бутафорских зверушек. Она на секундочку вышла из театра. Вернее, думала, что на секундочку. И… – И что-то пошло не так, – закончил за него Петр. 23 Вероника проверила задвижку в ванной. Граница на замке. На зеркале – испарина. Пахло пеной для ванной. Ванна была полна, айсберги пены были нетронуты. Вероника не собиралась лежать в ванной, как пообещала Геннадию. Подняла крышку корзины. Раскопала шелковистую гору трусов, маечек, лифчиков. Вынула пакет в жирных пятнах. Уже меньше, но еще есть. Села на пол рядом с корзиной. Надорвала бумагу, торопясь. Ухватила булку так, что из сдобного ануса вылез белый столбик сливок. И принялась кусать, запихивать, заталкивать в рот пальцем. Посидела, ощущая тяжесть. Перебралась к следующему пункту. Шаря пальцами по языку, Вероника несколько секунд рассматривала идеально чистую чашу унитаза, а потом с облегчением отдалась судороге. Булки со сливками. Еще судорога: берлинское пирожное. В дверь легонько стукнули. – У тебя все хорошо? – спросил Геннадий из-за двери. – Нет. Вероника не врала без необходимости. Зачем врать, если полопавшиеся капилляры в глазах не скроешь, если изо рта несет рвотой. Если Геннадий – не дурак. Она нажала на кнопку слива, отодвинула щеколду. – Боже ты мой, – отозвался Геннадий. – Зомби нападают. Если бы он начинал кудахтать, она бы его давно бросила. Вероника утерла рот рукавом. – Угорела в горячей воде, – пояснила она. – До свидания, салатик. Полежу на диване, остыну. – Дорогая, только не до трупной температуры, пожалуйста, – немедленно отозвался он. 24 – Они в восторге точно не будут, – ухмыльнулся Петр, вспомнив горного князя по имени Аким. – Но я хочу еще раз посмотреть. Как-то она туда вошла! – Забей ты искать, как она туда вошла! Это важно для мальчика, но и ему уже не важно – мальчик дома с папой и мамой, которые напугались на всю жизнь. Я надеюсь, что на всю жизнь… Это не вопрос. Петр подумал. – Допустим. Тогда вопрос другой. – Валяй. – Если ее не нашла в театре полиция и не нашла собака – как она оттуда вышла? |