Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - ландесфюрст»
|
Я держался настороже, готовый к любой неожиданности, но невольно вздрогнул, увидев прекрасное женское лицо, молодое и со скорбными глазами. Светлые локоны опускаются из-под капюшона на плечи и грудь. – Ведьма, – определил я. – Сними клобук. Я не опускал меч, острием направленный теперь ей в горло, а она медленно подняла руки, капюшон упал на спину, золотые волосы засияли во всем блеске. В больших голубых глазах страх, но нет паники, а скорее, я бы сказал, непонятная вселенская печаль. – Ты его хотела убить? – спросил я. Она ответила негромко: – Нет. – Не верю, – сказал я зло. – А что ты делала? Она ответила почти равнодушно: – Все равно убьешь, разве не так? – Я хочу знать, – отрезал я, – за что! Она чуть поморщилась. – Ну… за преступную любовь… Это сэр Каниг, мы с ним играли еще детьми… Родители обещали нас поженить, когда вырастем, я уже тогда в него влюбилась… Она умолкла, я спросил настойчиво: – И что дальше? Она ответила с болью в голосе: – Его взяли оруженосцем к герцогу Бреддеру, там он был через несколько лет возведен в рыцари. А когда собирался возвращаться, к герцогу приехала из столицы его племянница. Он был очарован этой ведьмой, потерял рассудок, забыл обо мне и о возвращении… Я переспросил: – А она точно его околдовала с помощью черной магии? Она не сказала сразу же, что да, именно так, а как же, что я и ожидал, однако запнулась, потом произнесла тихо: – Я так решила… ибо чем еще как не черной магией можно объяснить? Хотя говорят, мужчина может за одну минуту забыть прошлую любовь и увлечься другой женщиной… Я в это все еще не верю… Я пробормотал: – Ну, это зря. – Что, – спросила она отчаянным голосом, – вы так можете? Почему? Я наконец опустил меч, а затем, подумав, со стуком вбросил его в ножны. – К сожалению, леди, – сказал я деревянным голосом, – иногда что-то в нас происходит. Отворачиваемся от красивых и верных, бросаем свои души под ноги дурам и шлюхам. Она как будто и не заметила, что минуту назад у ее горла был острый клинок, а теперь исчез. – Неужели это правда? Голос ее был полон отчаяния. Я ощутил себя как уж на сковородке, не могу смотреть в ее чистые честные и такие страдающие глаза. – Леди, – пробормотал я, – лучше вам не баловаться с этой магией… Она ведь тоже не белая. Белой не бывает, все это черное и нечестное. Она опустила голову. – Милорд, я совсем потеряла голову от отчаяния. – Подумайте, – предложил я, – если бы ваша попытка удалась? Он бы женился на вас… – Да… – Но разве вы бы забыли, – продолжал я, – что он одурманен вами, а любит другую? Что вы его держите в плену?.. Это нечестно, и вы себя будете грызть всю оставшуюся жизнь. Я же вижу, вы человек хороший, а хорошие люди почему-то совестливые. Она прошептала: – Моя магия не действует на него… наверное, сама не хочу, чтобы полюбил меня против воли… – Просто он толстокожий, – предположил я. – Мы вообще как-то мало чего чувствуем в этой тонкой области… В общем, леди, доброго вам дня, я откланиваюсь, так как весьма… это… спешу! Она сказала с тоской: – Вы же паладин? Так убейте меня… – За что? – За колдовство… – Вся любовь, – сказал я мрачно, – колдовство. Ка-а-ак прыгнет, бывает, когда и не ждешь, не знаешь, что и делать! А когда ждешь – не приходит, сволочь, где-то прячется. Или на другого посматривает… Она спросила с отчаянием: – Вы так меня и оставите? – Как? – Ну… не убив? Вы же должны искоренять колдовство? – А так будете мучиться дольше, – сказал я твердо. – И жизнь не покажется… э-э-э… раем. И все-таки, леди… Я заколебался, она спросила с надеждой: – Что? – У кого была пусть самая несчастная и безответная любовь, – сказал я невесело, – все равно неизмеримо богаче того, кто вообще не любил, не страдал, у кого не рвалось сердце от ревности и боли. Я попятился, поклонился еще раз, повернулся и, провожаемый ее удивленным взглядом, побежал к Зайчику. Они с Бобиком бросились навстречу, я вскочил в седло и поскорее послал его дальше от места. Бобик знает дорогу или уверен, что понял меня правильно, – несется так, что, если не останавливать, догоним только в Геннегау. Места, не затронутые войной, и только когда запахло Армландией, ощутилось недавнее скопление большой массы вооруженных людей на ограниченной площади: все вытоптано сапогами и копытами, везде пятна выжженной земли, пепел и зола, а дальше утоптанная до плотности камня земля, где прошла тяжеловооруженная рыцарская конница. Бобику все войны и конфликты неинтересны, он знает, что жизнь прекрасна и удивительна, мчится красивыми прыжками, подпрыгивает на бегу, хватая широко раскрытой пастью бабочек – не так летают, дуры, – выпугивает из высокой травы птиц – а чего тут разгнездились без разрешения, – насмешливо оглядывается на Зайчика, попробуй догони, лосяра… В какой-то момент он насторожил уши и на бегу повернул голову. Я уже знаю этот жест, придержал Зайчика, до слуха долетел лязг мечей, злые возгласы, затем отчаянный женский крик. Первой мыслью было правильное: чего, дура, полезла в глухой лес? После чего я должен бы продолжить путь, уже не дурак – искатель приключений, мудрый местами правитель, но руки сами повернули арбогастра в ту сторону. Пес ринулся туда первым, арбогастр сделал мощный прыжок, проламываясь сквозь высокую зеленую стену кустарника, и я успел подумать со стыдом, что все-таки я другими местами еще дурак… На открытой площадке между редкими деревьями-великанами двое мужчин деловито связывают брыкающуюся женщину, я успел увидеть распущенные дико красные волосы, еще двое переворачивают мужские тела в простой одежде, что распростерлись в лужах собственной крови, а четверо оседланных коней отбежали в сторону и смотрят с вялым интересом. На треск кустарника все замерли, но мечи обнажили только двое, а те, что с женщиной в руках, остановились и, держа ее крепко, смотрят настороженно и злобно. Бобик сел в сторонке мирно, замер, а то погоню обратно, на него покосились сперва, тут же перевели хмурые взгляды на меня. – Эй, – сказал я весело, – а что тут происходит? Один прорычал злобно: – Езжай, куда едешь. И собаку свою плешивую убери. |