Онлайн книга «Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна»
|
Потом, когда из звуков осталось мое дыхание, шелест листьев и плеск ручья, Ла Уника кивнула с улыбкой: – Вот теперь ты оплакал ее как следует. Я глянул вниз. Грудь мокро блестит, живот ходит от дыхания: то ровно, то складки. На ногах пыль превратилась в ржавую грязь. – Теперь ты почти готов. Иди пока, охоться, смотри за стадом, играй. Скоро за тобой придет Ле Дорик. Все мои звуки замерли: дыхание, даже сердце. Синкопа, пока не ожил ритм. – Ле Дорик? – Иди отдохни, порадуйся. Скоро в путь. Мне стало страшно. Я замотал головой и побежал от пещеры. Ле… Вдруг скиталица улетела, оставив у меня на коленях – о мерзость! – отвратительную, чудовищную личинку с человечьей головой! «Где душа твоя, я ее оседлаю!» Алоизиюс Бертран. Карлик
[25] ПРОСНИСЬ ДЛЯ ЖИЗНИ! Ты – поколение ПЕПСИ! Лозунг нынешнего дня (реклама по телевизору) …Дорик! Час спустя я сидел на карачках, притаившись у Клетки. Сторожа Дорика нигде не было видно. Белое существо (я помнил, как женщина, бывшая матерью Добри, вытолкнула это белое из утробы перед смертью) подтащилось к электрической изгороди и пускало слюни. Похоже было, что оно скоро умрет. Где-то смеялся Грига. До 16 лет он был Ло Грига. А потом, от генов или еще от чего, у него в голове завелась гниль: из губ, из десен стал брызгать смех. Грига лишился Ло и был помещен сюда. Дорик сейчас, наверное, внутри. Выдает рационы, подлечивает, кого можно подлечить, усыпляет, кого нельзя. Столько ужаса и тоски скопилось в Клетке; трудно бывает помнить, что там – люди. У них нет титулов чистоты, но они люди. Даже Ло Кречет вскидывается на шуточки про них. – А знаешь ты, молодой Ло, что с ними творили, когда я был маленьким? Как их волокли из джунглей, тех немногих, кто уцелел? Полные нормы от страха посходили с ума и превратились в дикарей. Многих, кого мы зовем Ла и Ло, пятьдесят лет назад истребили бы по общему решению. Так что радуйся, радуйся, что живешь в более просвещенные времена… Они, конечно, люди. Но я думал не в первый раз: каково быть сторожем таких людей – а, Ле Дорик? Я пошел к деревне. Ло Кречет перетягивал тетиву на охотничьем арбалете. На земле у входа была насыпана горка пороховых стрел, у которых старик собирался проверить заряды. – Как жизнь твоя, Ло Лоби? Я повертел ногой стрелу: – Быка-то завалили уже? – Нет. Я кончиком мачете проверил: заряд в порядке. – Так пошли. – Остальные сперва проверь. Пока я возился с зарядами, Кречет закончил с тетивой и вынес арбалет для меня. Мы пошли к реке. От ила вода была с желтизной. Она бежала быстро и высоко, гнула папоротники и длинную траву, зачесывала их, как волосы, от берега к стремнине. Мили две мы шли размокшим берегом. Наконец я спросил: – Что убило Фризу? Ло Кречет присел осмотреть ободранную лесину: тут прошелся бивень. – Ты там был, ты и видел. Ла Уника только гадает. Мы отвернули от реки, и по Кречетовым лосинам заскребли колючки. Мне лосины ни к чему: своя кожа тугая и прочная. И у Добри такая же, и у Йона. – Я ничего не видел. А что Ла Уника?.. С дерева сполохнулся альбиносный ястреб и улетел, забирая кругами. Фриза, кстати, тоже без лосин обходилась. – Говорит, что-то врожденное. Во Фризе было что-то нефункциональное, и когда оно проявилось, Фриза погибла. – Все у нее было функциональное! – Не ори, юноша. – У нее все стадо как в ладошке было, – сказал я уже тише. – Ее звери слушались. Она опасное отводила, а красивое подманивала. – Чушь, – буркнул Кречет, переступая промоину. – Без звука, рукой не двинет – а козы идут, куда нам нужно. – Ла Уники наслушался с ее фантазиями. – Ничего не наслушался, а сам видел. Куда хотела, туда и посылала стадо, как тот камешек. Ло Кречет собрался было ответить, но зацепился мыслью: – Какой еще камешек? – Который она тогда подняла и швырнула. – Что за камешек, Лоби? Я стал рассказывать… – …Значит, и это тоже функционально, – закончил я. – Стадо-то у нее целехонькое ходило. Она бы и без меня всех коз уберегла. – Себя вот не уберегла только. Кречет зашагал дальше. Мы шли шепчущей долиной, молчали, и я все это обдумывал. Вдруг: – Йяяяяяаа! – на три разных тона. Кусты в клочья, и прямо на нас порскнули близняшки Блой. Один скакнул ко мне, и в руках у меня заколотился десятилетний рыжий псих. – Спокойно, парень, – взрослым голосом сказал я. – Ло Кречет, Лоби! Там… – Полегче! – Я увернулся от локтя. – …там – он! Копытами топает, камни лапищами цапает! – проверещал кто-то из Блоев на уровне моего бедра. – Там – где? – вступил Кречет. – Что такое у вас стряслось? – Там, у… – …у старого дома, где у пещеры вход просел… – …и вдруг: бык! – Здоровенный. И сразу попер… – …на старый дом… – …а мы в доме играли… – Так, тихо! – Я поставил Блоя-3 на землю. – Где это было? Трое разом обернулись и ткнули пальцами в лес. Кречет снял с плеча арбалет: – Все, ребятки, показали, теперь домой. – Постой, – ухватил я за плечо Блоя-2. – Какого он размера-то, если точно? Невнятное морганье. – Ладно, чешите. Тройняшки посмотрели на меня, на Кречета, на лес. И чесанули. Не сговариваясь, мы двинулись через пролом в кустах, откуда вырвались ребята. Уже выходя на опушку, увидели доску – валялась на тропинке, расщепленная с одного конца. Переступили, развели сумаховые ветки, вышли. А там таких досок расшвыряно без счета. В фундаменте брешь метра на полтора, из четырех опорных балок только одна ровно стоит. Солома с крыши клочьями по двору. Когда-то давно Напева подсадила цветов в садик у старого дома с соломенной крышей, куда мы перебрались, чтоб быть подальше от деревни и всего, что в ней. Тут было так уютно и так… А живую изгородь она устроила из мохнатых рыжих цветов – знаете их, наверно? |