Онлайн книга «Зеркало воды»
|
– Видите? – сказал он. – Ну что, сударь, изменим ход истории, а? Как вы смотрите на такое предложение? – Безумие, – пробормотал я. – Крутите! – повелительно бросил он. Лицо его озаряли молнии, блики плясали на пенсне. – Не возражайте! Россия надеялась на вас, а вы не смогли ее спасти! Будущего у нас нет! А скоро не будет и прошлого! Толпы красных гуннов сметут все – нашу цивилизацию, культуру, историю. Будут пасти на руинах Колизея своих коз… – В Колизее первых христиан зверям скармливали, – перебил я. – Софистика! Вы знаете, о чем я говорю. Есть шанс все изменить – воспользуйтесь им! – А может, я не хочу?! – от монотонного движения у меня затекла кисть. Я начал злиться. Он закашлялся, убрал руку от аппарата. Болезненно морщась, вытер рот ладонью. – Как же… не хотите? Как это понимать – не хотите? – Не вижу смысла. Не одно, так другое. Не красные и белые, так какие-нибудь лимонные и банановые. Была бы матушка Россия, а уж беды найдутся. – Странно вас слышать… – Ничего странного в этом нет. Ваше изобретение, конечно, имеет большую ценность для науки. И ваша вера, одержимость тоже производят впечатление. Тащить эту конструкцию через всю Россию, чтобы передать правительству Директории, – да, впечатляет… – Что же, по-вашему, надо было отдать ее большевикам? – Не надо было вообще ее строить, господин профессор. Профессор с силой втянул в легкие воздух. – Не понимаю… Неужели я ошибся в вас? Вы показались мне решительным человеком, я думал – вам можно довериться… – Жаль вас разочаровывать. Я не такой преданный сторонник нашей власти, чтобы давать ей возможность изменить ход истории. Да и потом, как вы себе это представляете? Вы, должно быть, плохо осведомлены об истинном положении дел. И о тех людях, которым хотите помочь. – Не понимаю, – с обидой бормотал профессор, тряся головой. – Так говорить, в вашем положении. Помилуйте, сударь… Отчего же на вашей шинели погоны?! – Так сложились обстоятельства. – Да вы… Да вы просто мальчишка! Вы не осознаете всех масштабов катастрофы! – Осознаю прекрасно. Я понятия не имею и даже боюсь себе представить, что сделалось с моими близкими и друзьями, я воюю против собственного народа, защищая интересы кучки авантюристов и кувшинных рыл, жаждущих власти, интересы так называемого Сердечного Согласия, господ союзников, от которых нет никакого проку, кроме сладких обещаний и заверений в вечной дружбе. Сыт по горло, господин профессор! – Большевики приведут мир к гибели. Не только Россию – весь мир. Вы понимаете? Молнии плясали вокруг нас, создавая подобие светящегося шатра. – Даже с точки зрения разума… – Эх вы, – с досадой сказал я. – Все бы вам разумом. Вы, идеалисты, все и развалили. Одни в одну сторону тянули, другие в другую. И вот что получилось, выйдете на улицу – да гляньте. А все чистый разум. Нет бы, к чувствам прислушаться. Нет в вас искры, господин профессор, нет внутренней жизни. Вам бы все измерить вашими линейками, бирки навесить да поставить под стекло. Ничего-то вы не знаете про жизнь, хоть и умные такие, латынь учили и университеты кончали. А туда же – менять историю собираетесь… У меня опять заныла голова. Происходящее – монотонная раскрутка рычага, все эти разряды и молнии, профессор, пребывающий на грани лихорадочного бреда, – все это было так дико и неправдоподобно, что в какой-то миг показалось мне очень веселым. – Вы поэзию любите, профессор? – спросил я. – Извините, нет, – блеснул пенсне профессор. – Я, знаете ли, небольшой ценитель всех этих благоуханных роз и страстных поцелуев в беседках. – Как же вы собираетесь спасать Россию, если не любите поэзии? – весело налегая на рычаг, спросил я. – Что, и Пушкина не любите? Все русские любят Пушкина! – Признаться честно, сударь, – с вызовом ответил профессор, – я поляк! – Не люблю поляков, – искренне сказал я, прекращая крутить рычаг. Я разогнул спину и выплюнул папиросу. – У меня деда польские террористы взорвали. То есть, хотели, понятно, великого князя, а взорвали деда. – Примите мои соболезнования, – сказал профессор с чувством. – Уверяю вас, что я был и остаюсь искренним приверженцем монархии. Меня тронул его тон. – Прошу извинить меня за несдержанные слова, – сказал я. – Лично против вас я, конечно же, ничего не имею. – Тогда крутите! – закричал он. Я повиновался. Профессор в который раз откашлялся, сплюнул. – Вот тут… Смотрите же! – он показал на выступ в стенке аппарата. В нем поблескивало маленькое стеклянное окошко. – Выставляется приблизительная дата. Вот… Здесь… ручку покрутить – и готово, появляется нужное число. В сущности, конечно, не дата, а амплитуда, но это долго объяснять… Мы сделали так для простоты, ориентируясь на наш привычный календарь… Понимаете, ха-ха, в этом юмор… Выбираете себе год по вкусу – И ту-у-у!.. Он указал рукой куда-то в воображаемую даль и счастливо засмеялся. На лице его выступил обильный пот, глаза за стеклами пенсне затуманились. – А потом рычаги… Один за другим… Раз, два, три… Как здесь душно… И где музыканты? Ведь были… И молодая женщина в белом платье шла по цветущему саду… Вишни в цвету… Душно, сударь… – Профессор! – Я перестал крутить, озабоченно глядя на него. – Что же вы? – пролепетал он, шаря рукой в воздухе. – Крутите… Не прекращайте… Он сильно покачнулся, попятился и медленно осел на доски пола. Я кинулся к нему, подхватил его под голову. Вокруг плясали молнии. – Бежать, – сказал он явственно. – Бежать отсюда… Из этого времени… Хаос… кровь… – Профессор, держитесь, – пробормотал я, не зная, что делать. Он зашелся кашлем, затрясся, и по щеке его из уголка рта потекла тоненькая темная струйка. – Обещайте… испытать… – Обещаю, – сказал я. Профессор с силой потянул меня за лацканы шинели, пытаясь приподняться. Потом устало закрыл глаза и обмяк. Я потряс его, расстегнул тулуп и приник ухом к груди. Спохватившись, пальцами проверил пульс – ничего. Я с ненавистью посмотрел на аппарат. Молнии танцевали вокруг нас, ползали по корпусу белыми и фиолетовыми змеями, ветвились, сыпали крошечными искрами. Не уберег профессора. Я встал, потер лоб и виски. Потом сел на корточки и вытащил у профессора из кармана спички. Спрятал их за пазуху. Взяв его на руки, я поразился, каким легким он оказался. Я усадил его в пустое пространство внутри конструкции. Поправил сползшее с его носа пенсне. А ведь я даже имени его не успел узнать. |