Онлайн книга «Be More Chill»
|
Стою, упершись руками в раковину и закрыв глаза. – Джереми, – мама приоткрывает дверь и шипит на отца, – прикройся! – Он же не девочка, – парирует папа. – Девочку мы с тобой еще не рожали. Я слышу, как он берет полотенце и обматывает его вокруг своей туши. – Что с тобой, Джереми? – Мама кладет руку мне на плечо. – Ничего. – Открываю глаза и смотрю в зеркало. Слева от меня – мама. Она еще не накрасилась, и ее лицо выглядит помятым. Справа горой возвышается папа: безбородый, с необъятным животом. Он придерживает полотенце, чтобы не свалилось, и похож на статую счастливого Будды. Втроем мы выглядим как наглядный пример тех, кто не должен размножаться. – Бу-э, – говорю я и с топотом выбегаю из ванной. Одеваюсь, сую в рюкзак очередной «Список унижений» и иду в школу. 10 Чуть не забыл сказать, что хожу в школу пешком. Дело в том, что мой дом совсем рядом, только поле пересечь и гравийку: пяток деревьев, кучу мусора – и я на месте. Так что приходится топать на своих двоих. В Метучене это не принято. Никто не ходит в школу пешкодралом. Если ты учишься в старших классах – изволь ездить на собственной машине, отполированной до блеска, с автоматическим CD-плеером. Если ты крутой, но до прав пока не дорос, тебя подвозит кто-нибудь из старшеклассников (лучше всего, когда имеются старшие брат или сестра, тут ты становишься крутым автоматически). Всяческих лузеров и инвалидов привозят родители. Новичкам с родителями ездить не полагается, надо найти старшеклассника, который будет тебя подвозить и тем самым повысит твой социальный статус. Нищие ездят на школьном автобусе. Я же топаю пешком. Когда вхожу в класс, Кристин уже сидит на своем месте. Проходя мимо, украдкой кошусь на нее. То есть не кошусь и не украдкой. Смотрю в упор извиняющимся взглядом, а у самого душа в пятках. Она ничего не замечает. Сажусь за свою парту. Угадайте, о ком сегодня рассказывает Дженна? – …А Элизабет такая: «Я не знаю, как это сделать». А парень: «Берешь смолку и палочку…» – Заткнись, ты, – кидаю ей. – Осточертела уже всем со своей Элизабет. Ну ладно-ладно, я этого не говорю, только думаю. Сажусь и принимаюсь смотреть на Кристин. – О, вот он. – Дженна внезапно меняет тему. Делаю вид, что ничего не слышу. – Кто? – спрашивает Энн. – Наш воздыхатель. Глянь, глянь. – Дженна кивает на меня. – Ага. Энн резко оборачивается. И как еще у нее позвонки не треснули? Смотрит на Дженну, та в ответ ухмыляется. Энн с сожалением косится на меня. Дженна отвечает ей уничижающим взглядом. Я и не знал, что девчонки могут общаться одними глазами. Точь-в-точь – злобные мартышки в зоопарке. – Только молчи, – шипит Дженна. – А то он и тебя занесет в свой список. Так это она о «Списке унижений»? Твою мать. Внутри у меня все обрывается. Мочевой пузырь грозит лопнуть. Если Дженна знает о «списке», следовательно, знают и остальные. «Крутые» – они как термиты: за каждым стоит тысяча таких же, объединенных примитивной нервной системой и общим мировоззрением. Потрясенно смотрю перед собой, даже не пытаясь поставить галочку в «Список». Успеется. 11 – В чем дело? – спрашивает меня Майкл после математики. – У тебя все в порядке? Мой друг сидит на полу в коридоре, скрестив ноги. Я же ищу, куда приткнуться со своим «списком». – Угу. Наклоняюсь, чтобы хлопнуть его по руке, но промахиваюсь. – Давай заново. – Он смеется. Здороваемся. – Так-то лучше. Присаживайся, в ногах правды нет. – Зачем? Терпеть не могу сидеть на полу. – А надо. – С чего вдруг? – Просто надо, поверь мне на слово. Сажусь. – Что-нибудь новенькое с Кристин? – Майкл пихает меня в бок. – Не-а. Просто день такой дурацкий выдался. – Ничего, сейчас мы это поправим. – Он рассеянно крутит провод от наушников. – Ты только посмотри, какой отсюда вид. Действительно, у нас отличная позиция для обозрения девчоночьих коленок и голеней. Вот, значит, зачем он здесь расселся. И тут наступает настоящий парад отпадных ножек: по коридору шествуют Катрина, Стефани и Хлоя – наикрутейшие девчонки во всей школе. Интересно, с какого урока они вышли? Небось «Сексуальность человека» – мелькает мысль. Нет, правда! Практикуются, наверное, по три, с Катриной во главе. Майкл спокоен как танк. У меня же определенные проблемы с моторикой. Сижу будто на иголках. Обалденные ноги проходят мимо. Мое запястье подергивается, горло перехватывает, сердце сжимается, а всю левую половину тела пронзает болью: привет от прошлой ночи, проведенной в Интернете. – У-у-уф… До чего же несправедливо ходить в одну школу с Катриной, Стефани и Хлоей. Если вас хоть сколько-нибудь интересуют девчонки, то эта троица с лихвой покроет все ваши потребности: Катрина – блондинка, Стефани – брюнетка, Хлоя – рыжая (крашеная). Первая одевается ярко и ультрамодно, вторая предпочитает готику с ошейниками, третья – стиль «рейв». Их обтягивающие наряды почти эфемерны: ничего не стоит представить, что девчонки голые. Эти три самые сексапильные штучки учатся в моем классе. Они поступили в школу вместе и с тех пор неразлучны. Это сила, с которой считаются, обсуждают и пытаются завоевать все крутейшие парни Мидлборо. Нас с Майклом проходящая мимо троица вниманием не удостаивает. Опять же, мы с ним на полу. – Тебе надо приударить за одной из них, чувак, – предлагает Майкл. – Заткнись. Обдумываю мысль. – Считаешь, я мог бы? – Ну конечно. Ты волен делать все, что хочешь. Кто из нас на бал собирается: ты или я? Бал я как-то упустил из виду. Вчера вечером я рассуждал о нем чисто теоретически. Сегодня, при свете солнца и рядом с настоящими девчонками, танцы представляются чем-то ужасным. Танцор из меня тот еще. Я не осилил даже допотопных плясок, которым нас учили в пятом классе на уроках современного танца. Короче, не вышел из меня паук, ног не хватило. – Я… но… Из класса выходит Кристин. Наверное, общалась с мистером Гретчем или с какой-нибудь подружкой. Ее коленки прямо перед моим носом. Это самые великолепные ножки в мире, куда там ногам Крутой Троицы. Думаю о компьютерщиках, создающих сложные спецэффекты для кино. Если бы кому-то из них потребовалось изобразить, пиксель за пикселем, как отражается свет от девчоночьих ног, то лучшей модели они бы не нашли. В моей голове борются две великие силы: страх и похоть. Когда им удается заключить перемирие, я говорю Майклу: |