Онлайн книга ««Грейхаунд», или Добрый пастырь»
|
– Что на экране? – спросил он в переговорную трубу. Кто-то из штурманской назвал пеленги и дистанции; конвой в полумиле позади правого траверза вне зоны видимости. Эхосигнал в трех милях впереди. – Это британский корвет, сэр. – Очень хорошо. – Экран сильно рябит, сэр. И дергается. – Очень хорошо. Теперь к рации. – Джордж – Гарри. Слышите меня? – Гарри – Джорджу. Слышу вас. Сила сигнала три. – Вы от меня на пеленге ноль-восемь-ноль. Видите меня на экране? – Да, сэр, видим вас, пеленг два-шесть-два, дистанция три с половиной мили. – Очень хорошо. Я пройду у вас за кормой. Сейчас сброшу скорость и начну гидролокацию. – Есть, сэр. Краузе положил трубку. – Мистер Найстром, снизьте ход до назначенного. Начните гидролокацию. – Есть, сэр. – Возьмите курс, чтобы пройти за кормой у «Джеймса» и «Виктора». К конвою не приближайтесь. – Есть, сэр. К своей досаде, Краузе вновь ощутил усталость в ногах. Не с чего еще уставать. И он с неудовольствием понял, что недавняя еда лишь ненадолго отогнала подавленность. Это стало ясно по внезапной мучительной мысли об Эвелин. Эвелин и ее чернявом красавчике-адвокате из Сан-Диего. Здесь, в черной атлантической ночи, над невидимыми вздымающимися валами, эта мысль была ужасна, нестерпима. Наверное, Эвелин имела право его разлюбить. Он – зануда. И он с ней ругался – и был неправ, просто не мог сдержаться, когда она возмущалась, что он так много времени проводит на корабле. Она не понимала – и он виноват, что не смог объяснить. Кто-нибудь поумнее сумел бы раскрыть ей свои чувства, свои принципы. Три года уже прошло, а воспоминания – все равно как ножом по сердцу. Думать об этом сейчас было такой же пыткой, как тогда – проживать. «Признан годным и оставлен в прежнем звании» – эти слова так много значили для него и так мало для Эвелин. Ссоры, затем – чудовищная боль при известии об адвокате. Много хуже любой физической боли, что Краузе довелось испытать. Их брак продержался два года: месяц счастья – тихого счастья. Насмешливое изумление Эвелин, когда та поняла, что вышла за человека, который утром и вечером со всей искренностью молится на коленях; ее чуть более раздраженное удивление, что муж не хочет оставить скучные обязанности старпому и пойти в гости, – это немного отравляло радость. Краузе попытался прогнать воспоминания. Из-за непривычки к самоанализу он не знал, что это типичная тоска ночной вахты, что сожаления всегда накатывают на него в часы между полночью и четырьмя утра, когда ослабевает жизненный тонус. И все равно он с ними боролся. В конце концов, именно из-за этого смазливого брюнета он сейчас в Атлантике. Сам попросился на Атлантическое побережье; боялся случайно встретить Эвелин в Сан-Диего или Коронадо, услышать о ней сплетню. Если бы не смазливый адвокат, Краузе мог бы погибнуть в Пёрл-Харборе, как многие его товарищи. Мысль эта могла бы ободрить, но не ободрила. Отчасти подавленность Краузе была реакцией на перенапряжение во время недавних боевых действий. Как многие хорошие бойцы, он в схватке испытывал подъем сил, нечто сродни упоению и теперь, в относительно спокойные минуты, расплачивался за это с процентами тем более мучительно, что вчерашний опыт был для него первым. Бесконечная тоска окутала его так же плотно и непроницаемо, как чернота ночи, покуда он бессмысленно терзал себя мыслями об Эвелин и ее адвокате и мечтал о несбыточном, о том, чтобы каким-то фантастическим способом вернуть их браку разом и опыт, и чистоту. Пиканье локатора звучало реквиемом по его мертвому счастью. – Орел вызывает, сэр, – сказал Найстром, и Краузе подошел к рации. – Орел – Джорджу! Орел – Джорджу. – В голосе англичанина сквозило нетерпеливое волнение. – Джордж – Орлу. Прием. – Контакт на пеленге ноль-пять-ноль от нас. Идем на него. – Я поверну к нему. Дистанция? – Самая дальняя. – Очень хорошо. Тоска исчезла. Не просто забылась, а исчезла, как не было. Краузе запросил у штурманской курс. – Я принимаю управление, мистер Найстром. – Есть, сэр. – Дикки – Джорджу! Дикки – Джорджу! Рация позвала Краузе в тот момент, когда он задавал новый курс. – У нас тоже контакт. Дальний, на пеленге девять-семь. И эхо тоже. Пеленг один-ноль-один, дистанция двенадцать миль. – Очень хорошо. Подойду к вам после того, как помогу Орлу. – Джордж! Джордж! – ворвался в разговор новый голос. – Говорит Гарри. Слышите меня? – Джордж – Гарри. Слышу вас. – У нас эхо. Дистанция двенадцать миль, пеленг два-четыре. – Очень хорошо. – Надо было сказать что-то помимо «очень хорошо». – Отправлю к вам Орла, как только он освободится. Новая атака, возможно – решающая. Запланированная на этот самый темный час, середину ночной вахты, когда энергия и бдительность ниже всего. – Орел – Джорджу. Контакт поворачивает. Похоже, идет в вашу сторону. – Очень хорошо. – Локатор докладывает контакт, сэр. Дальний, пеленг ноль-девять-ноль. – Очень хорошо. Почти прямо по курсу. Нет смысла поворачивать. – Орел – Джорджу. Контакт на пеленге два-семь-один от меня. Дистанция одна миля. – От меня на пеленге ноль-девять-ноль, дистанция дальняя. – Ноль-девять-ноль, дальняя. Вас понял, сэр. Идем на него. – Я изменю курс на ноль-восемь-пять. – Ноль-восемь-пять. Вас понял, сэр. Иначе два корабля, между которыми чуть больше двух миль, шли бы в темноте курсом на столкновение. – Лево помалу до курса ноль-восемь-пять. – Есть лево помалу до курса ноль-восемь-пять. На румбе ноль-восемь-пять, сэр. – Локатор докладывает контакт впереди, пеленг неопределенный. Доплер много выше. Доплер много выше; как Краузе и ожидал, «Килинг» и подлодка в момент наблюдения шли почти прямо друг на друга. – Орел – Джорджу. Контакт все еще поворачивает. Пеленг два-семь-шесть. Дистанция один-пять-ноль-ноль. Мы по-прежнему поворачиваем за ним. – Я сохраню нынешний курс. Два корабля в темноте выполняют сложную фигуру танца. Подлодка может завершить круг, может сделать S-образный поворот и устремиться в противоположную сторону. Задача – либо перехватить ее, либо загнать в сторону «Виктора», не столкнувшись в темноте и не создавая помех для аппаратуры партнера. – Дикки – Джорджу! Я атакую, – вмешался в разговор канадский голос. |