Онлайн книга «Жажда»
|
– Спасибо тебе. Спасибо за все. За то, что рисковал собой, чтобы мы остались. Я косо усмехаюсь. – Я же бойскаут, ты помнишь? Это я говорю, чтобы она улыбнулась. И это работает. – А потом, должен же я был как-то оправдаться за то, что был совершенно бесполезен на пляже. – Ты не был бесполезен, – говорит Алисса. – Но ведь нас спасла Королева Мрака! – напоминаю я. – А не я. – Ты думаешь, было бы лучше, если бы ты нажал курок и убил того парня? Я задумываюсь. Отец всегда говорит: если не готов использовать оружие, не доставай его. Я не готов. И, может быть, это хорошо. Мы догоняем Жаки и Гарретта наверху, где они осматривают игровую комнату. Жаки взялась за пинбол – классический вариант игры под названием «Зона Сумерек». Она нажимает на флипперы, заставляя шарик прыгать по игровому полю. – Вот вам моя жизнь, в удобной для понимания форме пинбола, – говорит она. Гарретт рассматривает консоль для «Пакмана» и заявляет, что она неисправна. – Прости его, Господь, он не ведает, что говорит, – произношу я, обратившись взором к потолку. Алисса показывает Гарретту, как управляться с консолью. Он проходит первый уровень, и вот его уже не оттащить. Я замечаю, что Жаки прервала игру и отрешенно сидит в кресле. Ее явно лихорадит. – Ты в порядке? – спрашиваю я. – В полном, – отвечает она. – Отвали. Я иду в ванную и приношу коробочку с жаропонижающим. – Антибиотик сработает лишь через день. А это снимет жар. Жаки берет лекарство и, проглотив три таблетки, запивает глотком воды. На этот раз она меня не благодарит. Наверное, нормирует благодарность – так же, как мы нормируем потребление воды. Я иду вниз и некоторое время сижу перед телевизором бок о бок с матерью. Она смотрит не новости, а «Назад в будущее». Да уж, фильмец – не оторваться. Док Браун говорит, что для путешествия во времени нужно набрать напряжения в одну целую двадцать одну сотую гигаватта, но произносит он это неправильно, что меня всегда доставало: «фигаватта». Ничего удивительного в том, что мать смотрит фильм, а не новости. В новостях – сплошной мрак, а этого нам хватает и с нашим отцом. Моя мать придерживается позитивной, оптимистической школы в философии, и, в известном смысле, мои родители уравновешивают друг друга. Мать делает телевизор потише и поворачивается ко мне. – Тебе нужно уладить отношения с отцом, – говорит она. – Сейчас? – Потом будет сложнее. Отец, по своему обыкновению, что-то варит в гараже. На этот раз это некий гибрид лопаты и топора. Не уверен, оружие это или инструмент. На мой взгляд, не очень практичное приспособление. Некоторое время я смотрю на спину отца и размышляю, не зная, с чего начать. – Отец! – наконец говорю я. Он прерывает сварочные работы, но не поворачивается. – Да, Келтон? – говорит он холодно. – Я должен рассказать о том, что было на пляже в Лагуна-Бич. – Я могу догадаться: опреснители сломались и люди взбунтовались. Верно? – Это было в новостях? Отец поднимает сварочную маску и качает головой. – Сейчас происходит слишком много всего, и новости не поспевают за событиями, – говорит он. – Но, если вспомнить историю различных кризисов, многие вещи можно предсказать. – Мы не видели, как все было, но, судя по тому, что осталось, это было ужасно. Я откашливаюсь и, наконец, подхожу к тому, что хочу сказать: – Прости за все это. Но ты мне не оставил выбора. – Завтра утром мы уезжаем, – говорит отец, не отвергая, но и не принимая моих извинений. – В убежище? – спрашиваю я. Отец кивает: – Пора. – А как же Брэди? – Мы больше не можем ждать. Я понимаю, что для отца это нелегкое решение. – Надеюсь, он усвоил хотя бы некоторые мои уроки, – говорит отец. – И запасся всем необходимым. Может быть, у него даже есть и собственное убежище. – А как быть с Алиссой и Гарреттом? – говорю я, гораздо меньше беспокоясь по поводу Жаки. Ответ я знаю заранее. – Мы не можем взять их с собой, – твердо говорит отец. И на сей раз я знаю – его мне не обойти. Что означает, что мы с Алиссой, Гарреттом и Жаки пойдем отсюда разными путями. – Тогда разреши им остаться здесь, – говорю я. – Здесь есть вода и пища. И мы можем научить их, как обращаться с системой безопасности. Отец размышляет. Он не обрывает меня, и в этом мне видится хороший знак. Я делаю еще одну попытку: – Мы ведь не можем выбросить их на улицу… Отец встречается со мной взглядом, и теперь в глазах его не тот пронизывающий до мозга костей холодный стальной оттенок, к которому я привык за все эти годы. Нет, здесь что-то другое. Взгляд мерцающий, влажный, говорящий об уязвимости и почти что беззащитности. Взгляд, открыто выражающий чувства, которые я никогда не замечал в нем. И в этом единственном взгляде передо мной словно раскрылся личный файл, в котором заархивированы годы сжатой эмоциональной информации, и эта информация вырвалась на свободу и поразила меня своей истинностью. Так вот что лежит под его вечной раздраженностью! Все эти столь любимые мною с детства игрушки, призванные защитить нас от угрозы пострашнее, чем конец света, все вспышки гнева, вся нетерпимость, которые изгнали из дома Брэди и вот-вот прогонят мать – все это были лишь нити того покрывала, что отец сплел, чтобы спрятать под ним свой собственный страх. В детстве мы идеализируем своих родителей. Они для нас – идолы, само совершенство, поскольку являются мерилом оценки и окружающего вас мира и нас самих. Когда мы вступаем в подростковый возраст, родители выводят нас из себя – оказывается, они не только лишены совершенства, но во многом уступают нам. Но вот наступает момент, когда мы понимаем: нет, они не супергерои, но и не негодяи. Они до боли, непростительно человечны. Вопрос лишь в том, способны ли мы простить им эту человечность. Словно обнаженный нерв, отец стоит, держа в руках этот дикий гибрид лопаты и топора, и я осознаю, что эта штуковина и есть физическая манифестация всего, чего он боится. И я не знаю, что сказать, кроме как: – А ловушки-то работают. Застигнутый врасплох, отец переспрашивает: – Вот как? – Да, Жаки едва не попалась. Даже не заметила. Отец сбрасывает с себя оцепенение, в котором пребывает, и улыбается. Слава богу! – Здорово, – говорит он, словно ребенок. – Я имею в виду, мы не зря поработали. |